— Ладно, — машинально повторил он, потому что понимал, что это совсем не ладно, только ведь говорить об этом он не мог. Но если у него будут лошади, он приедет за Найдой и кутятами. — Ладно, — сказал он в третий раз.
— Дядя Миша велел передать, чтоб прямо к нему шли.
Подошли и остальные ребятишки. Они из ведерка лакомились земляникой.
— Хорошо.
— Председатель сельсовета вчера на собрании сказал, что даст вам, дядь Андрей, пустую избу, — продолжал паренек. — Но дядя Миша сказал, чтобы к нему шли.
— Там посмотрим, — задумчиво ответил чужак. — Ну, — перевел он разговор, — много ли земляники?
— Угощайтесь, дядь Андрей, — предложил паренек.
— И у меня, — сказал второй.
— У меня! — воскликнул третий.
— У всех! — потребовал самый маленький.
— Ого! — улыбнулся чужак и заглянул в ведерки. — Мало! Так мало домой несете? Ай-яй-яй…
— Шли сюда — в рот собирали, обратно — для матери, — объяснил парнишка с белыми, как лен, вихрами.
Чужак взял из каждого ведерка по ягодке.
— Спасибо.
— Дайте посуду. — Старший приготовился отсыпать земляники из своего ведра.
Андрей с улыбкой отказался.
— Здесь в лесу ее много! Лучше матери отнесите.
— А это дядя Миша прислал. — Старший достал кисет махорки.
Ребятишки ушли. Из леса еще долго доносились их голоса.
Он поспешно приступил к работе. Сначала аккуратно накрыл уголь густыми зелеными березовыми ветками так, чтобы по ним стекал дождь. Потом наварил целое ведро картошки и рассыпал по полу, чтобы скорее остыла. Тем временем в ведре сварилась жидкая похлебка. Перелил ее в щербатую посудину и выставил студить. Мешки с мукой и картошкой повесил на крючья под балкой, чтобы мыши не попортили. Внес лопаты, топоры, пилу, ведра. Остывшую картошку и миску с похлебкой поставил перед логовом Найды. Только после этого стал закрывать дом. Из кольев — по старинной охотничьей науке — смастерил такое устройство, что если кто-то чужой захочет проникнуть в дом, то своей неловкой возней лишь глубже задвинет засов. Только тот сможет открыть такую дверь, приоткрытую на щель с палец шириной, кто знает, где нужно начать открывать. Обычный замок можно сбить, а охотничий засов не повредить, разве что грабитель разнесет всю дверь топором.
Собака поняла, что он уходит. Она вышла из своего укрытия. Положив голову на вытянутые лапы, следила за его приготовлениями.
Мужчина встал на колени, погладил собаку.
— Завтра приеду за тобой.
Собака вытянула шею и только смотрела на него.
— Ну, как тебе пойти со мной сам впятером? — спросил он, оправдываясь.
Собака в ответ заскулила, вполне понятно.
— Видишь, одеяло, топор, барахлишко всякое. Вроде нет у меня ничего, и всё же много. И ты смогла бы унести только одного…
Собака плакала.
— Я даже не знаю, где жить буду. Понимаешь?
Найда умолкла. В глазах ее стояли слезы.
— Ну, конечно, ты ведь понимаешь? Неделю продержишься с тем, что я тебе оставил. Да и поохотиться немного уже могла бы. Да и этого не нужно. Завтра буду здесь. — Он встал. Сунул за пояс топорик, перекинул через плечо завернутые в одеяло, перевязанные веревкой вещи. Опять опустился на колени, погладил Найду.
— Что за вздор! Завтра здесь буду! Желанным гостем будешь. Будем жить одни. Если согласишься, заведем веселого котенка. Хорошо? Или здесь будем жить. Так даже лучше.
Собака лишь грустно смотрела на него глазами, полными слез.
— Ну конечно, сейчас тебе не понять. Но увидишь и поймешь. — Он встал, отряхнул колени и пошел. Собака шла за ним шагов двадцать, потом, поджав хвост, понурив голову, потрусила обратно к крыльцу.
Чужак шел темным лесом в деревню. В груди его тоже царил мрак, такой мрак, который, как он думал, уже давно покинул его.
Спал он в доме у Мишки, если вообще удавалось поспать. Нужно было как можно быстрее свезти зерно под крышу. Зерно — это целый год жизни деревни, каждого жителя и его самого. Это и хлеб, и дело чести. Вздремнуть в эту пору со спокойной душой можно было лишь на возу, умные лошади сами знали, что им делать.
В первый день в обед выдалось полчаса времени. Он посмотрел дом, где мог бы жить, но ночевать снова пришел в дом Мишки, поздно вечером.
Мишкина жена приняла его хорошо, лучше, чем он ожидал по речам старика. Но всё же на заре, прежде чем запрячь лошадей, он попросил у председателя ключ от избы — пустой, заброшенной и слишком просторной для одинокого человека. Ведь не мог же он привести Найду в дом к Мишке. Там хозяйкой была Мишкина собака Жучка, веселая серая собачонка с черными «умильными», как говаривал Миша, глазками. Дружелюбная нравом, она не признавала никого, кроме Миши, даже хозяйку. Она обнюхала нового человека, и ей не понравилось, что тот пахнет чужой собакой. К немалой радости Миши она отнеслась к нему сдержанно.