Выбрать главу

Изредка заглядывал в деревню. Свое зерно хранил у Мишки, оттуда возил на мельницу. В таких случаях заходил в магазин и в сельсовет.

Хлеб пек себе сам. Каждую субботу скоблил дочиста пол. Дров хватало, растопки было даже больше, чем требовалось, потому что он резал топорища, оглобли и полозья к саням.

Под теплой избушкой завелись кролики — Миша привез в подарок самца и самку.

Миша, кстати, не упускал случая к нему наведаться. Возил ли солому, выбирался ли за сеном или за дровами — всегда делал крюк. Приезжал, когда мог. Конечно, только в солнечные морозные дни, когда крепкий наст весело поскрипывал под полозьями саней. И всегда запрягал лошадь с рыжей гривой, которая всё лето была с ними. В жарко натопленной избушке они говорили много о чем. О чем пишут в газетах и о чем толкуют на деревне. Об очередных историях Варвары, о войне, о колдунах и о попах. И даже об Евсее, которого уже сняли. Яйца воровал, и поймали его на этом. Они договорились также, что весной снова будут вместе жечь уголь. Только о собаках никогда не говорили и о прошлом тоже.

Миша был не единственным гостем. Заходили обогреться лесорубы, а в непогоду, в пургу часто оставались и переночевать.

БЫВШИЕ ЗЕКИ РАССКАЗЫВАЮТ О ПОБЕГАХ

Истории эти — не выдумки. Но и не подробная хроника событий. Это правдивые истории, вроде тех, что в давние времена боцманы или седобородые морские волки в однообразные, безветренные дни рассказывали матросам, занятым латанием парусов и плетением канатов, на потрепанном суденышке, бросившем якорь в штиль, после бури — в ожидании новых бурь.

Это истории вроде тех, что рассказывает бродяга, увечный старый воин из «Семейного круга» («В семейном кругу» — эпическое стихотворение Яноша Араня (1817–1882), в котором увечный ветеран рассказывает о бесславном конце борьбы за свободу 1848 г., о боевых товарищах, с которыми скрывался в чужой земле, нищенствовал, мечтал вернуться на родину.), а попросту нищий, которого пригласили зайти в дом. Мальчик принимает их за сказки. «Ну, еще одну», — просит он. «Не сказки это, сынок», — укоряет его отец. — А уж там как вышло: то ли не записали, о чем поведал воин, или записали, да изъяли…(Автор намекает на строки стихотворения Я. Араня «В семейном кругу», которые сам автор выпустил из цензурных соображений (примеч. редактора венгерского издания).)

Рассказывают похожие истории и рыбаки, когда латают сети на берегу. А вот когда собираются всем миром, чтобы помочь в работе какой, скажем, кукурузу лущить, принято рассказывать любовные или страшные истории, а истории, подобные тем, что поведают Дёрдь Некерешди или Эндре Лашшу, редко услышишь.

В тюрьме ж такое вовсе не рассказывают. Там, если выдается время, романы пересказывают по памяти, иногда неделю подряд. А то кто-то вспомнит всего «Толди» (Поэма Я. Араня.). Что подзабыл, скажет своими словами. Или «Полтаву». Или «Витязя Яноша»(Поэма Шандора Петёфи.). В тюрьме о тюрьме не рассказывают. Это для тех, кто на воле. В тюрьмах на стенках, на дверях, на оконных рамах часто увидишь выцарапанное черенком ложки изречение:

Кто там не был, тот будет. А кто был, тот не забудет.

Дёрдь Некерешди и Эндре Лашшу говорят по праву своего рода ветеранов. Уже не с жаром, как в первый раз, ведь они рассказывали свои истории не однажды. Но и не с заунывным распевом, как рассказывают свои заученные истории нищие. Каждый раз им вспоминается нечто новое, о чем нужно рассказать, и как только вспомнят, тут же и скажут. Если бы моей задачей было определение жанра (хотя не мое это дело), то я, если бы был англичанином, назвал бы этот старинный жанр Уагn-ом (Длинный рассказ, россказни, басни, байки (англ.).), но, поскольку я не англичанин, просто назову рассказами бывших зеков. Представим себе не Яноша Хари (Янош Хари — герой оперы Кодая, гусар, весельчак и балагур.), а старого вояку-инвалида у Араня, который «не сказки сказывает». Ветераны понимают, что слушатели хотят услышать от них про всякие случаи и истории из жизни и вникнуть в их смысл. Бывшие зеки сами уже спокойно думают о прошлом и — что самое главное — о себе самих. Они не разыгрывают фальшивое «сcinema vérité» («Правдивое кино» (фр.); направление в киноискусстве, добивающееся документальной правды в художественном фильме). и не исповедаются перед публикой во внутреннем монологе. Они довольствуются тем, что могут дать слушателям толкование некоторых случаев и понятий, вроде как в толковом словаре. Но им важно, чтобы не усомнились в правдивости их слов.