— Долго это — три недели, Журбан!
— Не долго! Нет зверя, забьем одну лошадь. Будет мясо. Лес всегда, костер всегда, ручей всегда. Веревка для сена — из нее плот. Но большой река нет. Там с гор маленькие детки бегут, ручьи. Прыгают.
— Трудно.
— Я раз уже бежать. Но не так! Зимой. Один топор, и костер. Три месяца идти, и домой пришел. Но больной чуток. Три месяца, зима. Но теперь, теплая погода еще, и с лошадью…
— А дома что было, Журбан?
— Жена была, ребенок был. три ребенок. Пять лет был ребенок, когда забирать, шесть, когда назад прийти, восемь, когда опять забирать. Потому что туда пришли и в город увезли.
— А почему увезли?
— Я в колхозе председатель был. Не тогда, раньше. Всё было хорошо. Заготовки, как нужно. И забрали однако.
— Во второй раз за побег?
— Да. И что я бандит. Прокурор в суде говорит: «Бандит». Сказал: «Раз я лес идти, этот человек стрелять. Я его узнать». Тогда я сказать: «Я лесной человек. Если я в тебя стрелять, ты здесь не говорить».
Я кивнул.
— Так говорил. Напрасно говорил. Бандит и всё. Пятнадцать лет.
Да, доводы Журбана были убедительными. Я, правда, не видал Журбана Алиева на охоте, но о том, какой у него глаз точный, знал. Как-то нашел он около кухни бычий рог. И маленькой пилкой сделал из него гребешок. На глазок выточил зубцы, с изумительной точностью. Из маленьких кусочков меди и стали сделал мне карманный ножик, да такой маленький и красивый, что с тех пор никогда не было у меня ножика лучше. Но самое удивительное, что он даже выучился на электромонтера. Хотя пока не оказался в тюрьме, даже лампочки электрической не видал.
— Одежду, — продолжал Журбан, — я тебе делать из оленьих шкур, обувку — из кожи серны. Теплая, мягкая. Пуговицы, медные, сами там отольем или выбьем.
— Ну, совсем здорово! — сказал я.
— Можно и из золота сделать. Но золото — зло. Убийцей делать и того, кто носит, и того, кто видит. А жену для тебя можно. Чистую девушку можно найти. Варит, работает. Ноги, когда с гор спустился, тебе моет. Знаю такую. Тебе подойдет.
Журбан посмотрел на меня. Ждал ответа. Но я не мог сказать — да. И не мог сказать — нет.
Больше мы об этом не говорили. Как он сказал: «Здесь нужно это оставить». Однажды он показал мне несколько кусочков тонкой, мягкой алюминиевой проволоки.
— Алюминий. Хорошо. Такой у нас не бывать. А медь бывать. Сталь тоже, в магазине. Или можно менять. Топор есть, колун есть. Пила есть, маленькая, пила на два человека, туда-сюда. Долото, сверло. Хороший хозяин — сто лет служить, соседу нужно дать, и тогда лет пять. Рубанок…
— Как это, туда-сюда? — спрашиваю.
— Которой доску пилить. Да не нужно. Бревно надвое рубить — топор хорош.
Он сгибал руками алюминиевую проволоку.
— Для силка нужно. Хвоей натирать. Чтобы зверь запах человек не чуять, — рассказывал он. Объяснял, учил.
А недели через две собрали этап. Сто семьдесят пять человек отправили на лесоповал. Туда попал и Журбан. Может — и я ему этого желаю — нашелся ему более решительный товарищ, лучше меня. С которым он в мире и согласии живет в горах, где большие реки еще как детки прыгают со скал. Я же освободился иначе. Да не знаю, ладно ли вышло?
Некерешди рассказывает про Полтора Ивана
— Вот видишь, — сказал Некерешди. — Зря ты не ушел с этим Журбаном. Я с таким человеком наверняка ушел бы. И жил бы лучше, чем сейчас. А вот что не ушел с кубанцем, это ты правильно сделал. Вы бы друг другу опостылели. Может, уже на сеновале. Ну, может быть, там еще нет, ведь ты был бы гостем. А вот когда в путь двинулись бы, быстро стали бы друг другу в тягость.
— Это уж точно. Я бы быстро стал ему обузой.
— Или он тебе. Разве так не могло быть?
— Ну конечно. И так могло бы.
— Так и со мной было бы, если бы ушел с Нестеровым. Окажись кто-нибудь на нашем пути, Нестеров его прикончил бы.
— Журбан — нет! Он — нет!
— Вот и я думаю, что Журбан схоронился бы. Ведь он говорил, идти будете всё время в лесу. Потому что этот Журбан людей сторонился бы. Если б напали, защищался бы, конечно. И заяц со страху кусается! Но ведь твой Журбан не боялся. Так ведь?
— Не думаю, чтоб боялся.
— Такой человек сам осторожен, чтобы не надо было защищаться. Я так думаю, такой товарищ по мне.