— Идите с нами, — неохотно сказал жандарм постарше. — Суд решит, контрабандисты вы или нет.
Письмо это действительно написал сын госсекретаря, и адрес был — их адрес. Только вот меня он, конечно, не ждал. Просто не мог знать, приеду ли я и когда именно. И пришло письмо уже больше месяца назад, я взял его с собой только из-за адреса. Я не думал, что оно так выручит.
И вообще, помощь госсекретаря, социал-демократа, была весьма сомнительной. Его сын, мой приятель, рассказывал о нем: «Мой папаша только раз в жизни избил меня. Когда я был вне себя от радости, потому что Фриц Адлер застрелил министра-президента Штюргка (Министр-президент Австрии Карл фон Штюргк (1859–1916) был убит 21 октября 1916 г. социалистом Фридрихом Адлером.).
В сопровождении жандармов мы прибыли в Неметовар. Нас сразу же допросили и за незаконный переход границы быстренько приговорили к двадцати четырем часам тюрьмы. А что будет потом, этого мы, конечно, знать не могли.
Так вот, друзья мои милые, вы-то, конечно, много разных тюрем повидали, но такую, как в Неметоваре, навряд ли.
Я имею в виду такую вонючую, такую грязную. Громадная параша было полна до краев, так что и крышку нельзя было закрыть. Да и от соломы, разбросанной на нарах и повсюду на полу, шло то еще амбре. И хотя мы очень устали, заснуть мы не могли: из соседней камеры доносился звон бутылок и пьяное пение. То нестройно, а то хором в восемь-десять голосов пели:
Wer wird nach meine’ Leich’ gehn? Was wird auf meinem Grob’ steh’n?
Потом шло длинное перечисление различных предметов, и, наконец:
Der Wein und das Bier das gläsern Geschirr Das wir auf meinem Grob steh’n.
(Кто будет слезы по мне проливать? Что будет на гробе моем стоять? <…> Стеклянная кружка с пивом-вином. Вот что поставят на гробе моем.
Вот так. Песня без конца и без начала. Потом шум драки, звон стекла, ссора и снова пение.
Мы слушали всё это, должно быть, около часа, когда тюремщик постучал своим огромным ключом о решетку окна, выходящего во двор. На здоровенном кольце у него висели огромные ключи. Лицо у него тоже было огромное, больше всего места на этом лице занимал рябой лиловый нос пропойцы. Тюремщик в «Летучей мыши», вы уж мне поверьте, по сравнению с ним жалкая копия.
— Есть хотите? — спросил тюремщик.
— Хотим, — ответил Адольф.
— Деньги есть?
— Есть, — снова ответил за нас Адольф.
— Ну, тогда можно гуляш.
— Принесите четыре порции, — снова за нас ответил Адольф.
Наши деньги были у него, то есть мы сами не знали, были ли это общие деньги или его собственные.
— Ладно. Пить что желаете?
— А что можно? — снова спросил только Адольф.
— Есть пиво, есть вино, есть палинка (Венгерская фруктовая водка.).
— Дайте чаю, — сказал Адольф.
— Нет, чаю нет! Чаю дать не могу, — ответил серьезно и решительно тюремщик. И движением руки показал, что отвергает даже саму мысль об этом.
Мы очень удивились.
— Почему не можете дать чаю?
— Сказал: пиво есть, вино есть, палинка есть, а чая дать не могу. Чая не могу.
Из соседней камеры доносился пьяный ор.
— Почему не можете принести чаю? — спросил Адольф.
— Чаю нельзя. Нет рому!
— Так принесите без рому, — сказал Адольф.
— Без рому? — спросил тюремщик, и в его голосе звучало такое отвращение, как будто мы прокаженные.
— Да, — ответил Адольф, — без рому.
— Ну ладно. Принесу, — сказал человек с лиловым носом с крайним отвращением.
Сначала он принес гуляш. Я не помню его вкуса, мы были рады уже тому, что поели. Потом принес чай. Это была мутная, тепленькая жидкость, но нам и это было хорошо.
Поев, мы сразу же заснули. Дикие вопли по соседству нам уже нисколько не мешали. Мы спали, пока не прошли все двадцать четыре часа.
Тогда вошел тюремщик.
— Можете идти!
Но прежде чем выпустить нас, он потребовал, чтобы мы убрали камеру и вынесли парашу. Парашу, которую в последний раз опорожняли, наверное, в первый год правления Франца Иосифа, если ее вообще когда-то опорожняли… Только за большие чаевые Адольфу удалось смягчить человека с лиловым носом. С большим трудом он смилостивился над такими никчемными людишками, которые — по его представлениям — были хуже свиней: способны пить чай без рому!
Это музыкальное интермеццо на границе могло бы быть весьма забавным, но тогда нам было не до веселья. Из тюрьмы нас забрали жандармы и повели на железнодорожную станцию.
Но куда?
Мы быстро посовещались. Если нас посадят на поезд в направлении Вены, мы спокойно сядем. Но если они захотят посадить нас на поезд в сторону венгерской границы, то мы нападем на жандармов, попытаемся выхватить у них оружие, начнем сопротивляться — и будь что будет. Или нас убьют, или мы кого-то убьем — всё одно. Мы совершим обыкновенное уголовное преступление, за которое полагается тюрьма. Но и это в сто раз лучше, чем если нас переправят через границу.