– Значит ты подруга Лешки? – спросила я, закуривая сигарету.
– Не моя она подруга. Перестань нести чушь и пошли домой.
– Не подруга, это она верно заметила. Знакомая. – девушка провела рукой по волосам, выкрашенным почти так же безумно, как и у Лешки в первые дни нашего знакомства, только тона у Дарьи были более естественные. Пробитые пирсингом ушки, никакого намека на макияж на лице. Железка в губе и брови. Откуда у нынешнего поколения столь великая тяга к продырявливанию своего тела? Мешковатая, не первой свежести одежда, хотя почему не первой? Может быть, это просто одежда так выглядит.
– Вы вместе учитесь? – я проигнорировала требование Лешки и беспечно попыталась продолжить разговор.
Краем глаза я увидела, как напряглась Лешка. Что-то почти умоляющее проскользнуло в темных от гнева глазах и пропало.
– Учимся? – новая знакомая несказанно удивилась. – Лешка не учится, разве она тебе не говорила о… – она поперхнулась последним словом от Лешкиного взгляда. – О том, что не учится…
– Понятно. – кивнула я, с задумчивым видом стряхивая пепел. При появлении официантки мы замолчали. Девушка, ловко обогнув стоящую Лешку, положила на стол папку с чеком и удалилась. От Лешки исходили волны ледяных крошек, интересно, за что она так не любит Дашу? А та, похоже, наслаждается произведенным эффектом. Хотя ее удовольствие смешанно со страхом. Она боится Лешку? Но дразнит ее. Вопросы размножались в моей голове, как послушные кролики.
– А ты… ее подруга?
– В каком-то смысле да. – ответила я, доставая несколько купюр из кошелька и запихивая их в счет.
– В каком? – как-то вкрадчиво спросила Даша.
– Она моя любовница.- почти на весь зал сказала Лешка. Мне показалось, что даже с самых дальних столиков посетители обернулись и теперь сверлят меня взглядом. Я поперхнулась дымом. Даша с интересом разглядывала меня, как подопытную крысу: можно ставить следующий укол, или животинушка не отошла еще от первого?
– Не мели ерунды, мы просто друзья. – я старалась прийти в себя, но сердце стучало где-то в ушах, и я почти ничего не слышала от грохота взбесившейся мышцы. Как сквозь вату я услышала следующий вопрос Даши:
– И давно вы вместе?
Почему-то захотелось выругаться матом.
– Хватит! – меня почти опрокинул с кресла Лешкин рык. Слишком много эмоций за такой короткий промежуток времени. Я затравленно посмотрела на Лешку. Как она была хороша в этот момент: от сверкающих глаз, до кончиков тонких пальчиков, судорожно вцепившихся в столешницу.
– Дарья, вали по-хорошему. Ты же меня знаешь. Какого хрена приперлась?! Давай, отрывай свой паскудный зад от стула и вали к своей шобле, они тебя заждались. Быстрее! Лара, собирайся, нам пора идти. – уже совсем другим, вкрадчивым тоном произнесла она, обращаясь ко мне.
– Наверное, нам и, правда, пора. – пролепетала я, и мы почти синхронно с Дашей поднялись с кресел. Лешка схватила меня за руку и почти волоком потащила к выходу. На ходу я успела зацепить шубу, иначе точно пошла бы голой. Перечить Лешке сейчас я бы, наверное, не осмелилась
– Ларис, ты забыла зажигалку! – я уперлась пятками в пол, чуть не опрокинув Лешку. Зажигалка дорогая, подарок Грошика, и как я могла ее забыть? К нам спешила Даша.
– На, возьми. – она протянула мне сомкнутый кулак и вложила мне в ладонь зажигалку. Я успела благодарно кивнуть, мой «тягач» вновь набрал обороты, и я устремилась следом за ним к выходу.
Только сев в маршрутное такси, Лешка чуть успокоилась. Но все равно заметно нервничала, пальцами теребила то обивку сидения, то кисти шторок, висящих на окнах. Разговаривать не хотелось. Она молчала почти всю дорогу, а я все приходила в себя от пережитой сцены. Зайдя домой, я не глядя разулась и прошла к своему любимому месту – на подоконник. Забравшись на него, я села и стала просто смотреть в окно.
– Кофе хочешь? – робко поинтересовалась Лешка, входя следом за мной в комнату.
– Зачем ты так ей сказала? – не поворачиваясь к ней, тихо спросила я.
– Почему я должна была ей врать?
– Потому что… – я честно не знала ответа на этот вопрос. Мне казалось, что это само собой разумеющееся.
– Теперь она будет думать что я…- я не могла выдавить из себя это слово, которое с такой легкостью произнесла та девушка в почти полном баре. Ни в жизнь туда больше не пойду.
– Что ты лесбиянка. – Лешка думает, что этим мне помогает? Помогает выучить новое слово, которое мне неприятно? Неприятно почему? Потому что… потому что…
– Ты не считаешь себя лесбиянкой? – как-то ехидно спросила Лешка. – Или не считаешь нас любовницами?
Я помолчала. Ну, как ей объяснить? Да, я не считаю себя этим словом. И Лешку я таким словом тоже не считаю. И вообще предпочитаю не думать о том, что есть люди, обозначающие это слово. И я даже никогда не думала о Лешке, как о любовнице. Любовница! Тоже мне…
– Как мне воспринимать твое молчание? – она настойчиво врывалась в мои мысли.
– Просто пойми, я не такая…
– Какая «не такая»? – Лешка зло прищурилась. Я молчала. Ну не могу я произнести это слово. Даже в мыслях не могу. Но в мыслях этому не нужно определение словом. А вот вслух… Почему оно всегда кажется мне таким уничижительным и неполноценным?
– Не такая, и все.
– Какая «не такая»? Не такая, как я? Или как кто-то еще? – она подошла ко мне и, схватив меня за плечи, с силой повернула к себе.
– Не такая как вы все… – я перевела взгляд в пол. У меня не было сил смотреть на Лешку. Смотреть куда угодно, только не в ее глаза. Только не в глаза. Почему-то мне казалось, что именно сейчас я трусливо и подло отрекаюсь от нее и от всего, что было между нами.
– То есть, ты не лесбиянка. – какой же у нее злой голос, но я слышу, как сквозь напускную злость звучат капельки отчаяния.
– Да. То есть нет… То есть… – я окончательно запуталась. – В общем, я не такая.
– А спать с девушкой – это, по-твоему, как называется? То есть, пока мы трахаемся – ты такая, а как только вылезли из постели, сразу стала не такой? – Лешка тряхнула меня.
– Я не хочу сейчас разговаривать.
– Да ты никогда не хочешь разговаривать, как только разговор заходит о том, о чем ты не хочешь разговаривать! – заорала она мне в лицо.
– Не ори на меня. И если не хочу, зачем меня насиловать? – я стряхнула ее руки с себя и села на диван. Так будет хоть какое-то расстояние между нами. Хотя не думаю, что сейчас у нее могло бы возникнуть желание снова прикоснуться ко мне.
– А я буду орать, потому что меня это все достало! Мне надоело это!
Я бью в мясо. Бью точно и с надрывом. Ей больно, мне больно. Это нужно прекратить.
Я поднялась с дивана, подошла к окну и уткнулась лицом в бархатистые шторы. Смутно сквозь переплетение нитей я видела фонари, снег и пустоту. Жаль, что зима на улице, а так бы открыть окно и глотнуть свежего воздуха. Убежать и никогда ни с кем не разговаривать. И даже не думать ни о чем таком. Господи, ну почему все так сложно? Я раздвинула шторы и залезла на подоконник с ногами.
– Я. Не хочу. Разговаривать. – четко произнесла я и чуть театральным жестом задвинула шторы. Все. Занавес. Я устала.
Спустя минуту я услышала громкий и злой хлопок дверью.
Прошло полчаса, а я все так же сидела на подоконнике. Мне были совершенно непонятны мотивы поведения Лешки.
Зачем говорить о том, что между нами происходит да еще так громко? И стоит ли вообще озвучивать такое? Не разрушается ли это тонкое кружево ощущений под натиском таких грубых слов? И почему для этого предназначены именно такие слова? Неужели не нашлось ничего более достойного?
Я прислонила палец к холодному стеклу. Тонкая наледь узора расплавилась и появилась прогалина.
К чему вся эта показуха? «Такая» или «не такая»… Какая разница? Для чего такие рассуждения? Зачем демонстрация? Способ выделиться?