Офицер Блейк отыскал ключи и запер ящик.
— Расследование ведут?
— Насколько знаю, нет. Официально признали несчастным случаем. Нет свидетелей, чтобы утверждать обратное.
— Мальчики, вы остаетесь здесь, — сказал офицер Блейк. — А ты, Моррис, веди себя прилично.
— Ничего, если мой сын сходит у вас в туалет? — спросил отец.
— Конечно.
Полицейский отпер металлическую дверь в задней стене и провел туда отца.
Мне не хотелось в туалет, это была просто уловка, чтобы проникнуть в полицейский участок. Я опасался, что Дойл догадается об этом, но ему было все равно.
Джейк пристально уставился на Энгдаля. Взгляд, буд то нож.
— Чего смотришь, отсталый?
— Он не отсталый, — сказал я.
— Ага, а у твоей сестрички нет заячьей губы и твой папаша — не долбаный слюнтяй.
Он прислонился затылком к стене и закрыл глаза.
— Что вы говорили про Бобби? — спросил я у Дойла.
Офицер был высокий, тощий и жесткий на вид, будто вяленое мясо. Он носил стрижку ежиком, и из-за жары его голова блестела от пота. Уши у него были такие же большие, как у Джейка, но Дойл относился к тому разряду людей, которых никто в здравом уме не посмел бы назвать Хауди-Дуди.
— Ты его знал? — спросил он.
— Да.
— Милый был мальчонка, правда? Но медлительный.
— Такой медлительный, что не успел уступить дорогу поезду, — сказал Энгдаль.
— Заткнись, Энгдаль. — Дойл снова обратился ко мне. — Ты играешь на путях?
— Нет, — соврал я.
— А ты? — Он взглянул на Джейка.
— Нет, — ответил я за него.
— Хорошо, если так. Там околачиваются бродяги. Они не любят порядочных людей из Нью-Бремена. Если кто-нибудь из них будет к тебе приставать, сразу иди сюда и скажи мне. Спросишь офицера Дойла.
— Думаете, с Бобби случилось что-нибудь такое?!
Меня точно громом поразило. Прежде я и подумать не мог, что его гибель не была несчастным случаем. Но ведь я не был полицейским вроде офицера Дойла.
Он принялся щелкать костяшками пальцев.
— Я просто говорю, чтобы ты остерегался парней, которые шляются вдоль железной дороги. Понял?
— Да, сэр.
— Если не будешь остерегаться, тебя утащат фолины, — не унимался Энгдаль. — Они любят нежное мясцо вроде тебя и Отсталого.
Дойл поднялся, подошел к решетке и кивком подозвал Морриса Энгдаля. Тот словно прирос к скамейке и весь вжался в стену.
— Так я и думал, — сказал Дойл.
Металлическая дверь отворилась, и вошел офицер Блейк, а следом за ним отец, поддерживавший Гаса. Тот брел, спотыкаясь, и выглядел пьянее, чем Энгдаль, но синяков на нем не было.
— Вы его что, отпускаете? — возмутился Энгдаль. — Это охренеть как несправедливо!
— Я позвонил твоему отцу, — ответил полицейский. — Он сказал, что ночь в участке пойдет тебе на пользу. С ним и разбирайся.
— Подержи дверь, Фрэнк, — попросил отец, а потом снова обратился к полицейскому. — Спасибо, Клив. Я твой должник.
— У нас тут все по-простому. А ты, Гас, будь поосторожнее. Начальство из-за тебя дошло до ручки.
Гас расплылся в пьяной улыбке.
— Если главный захочет со мной поговорить, передайте ему, что я буду счастлив обсудить это за пивком.
Я придержал дверь, и отец выволок Гаса прочь. Я оглянулся на Морриса Энгдаля, оставшегося сидеть на железной скамье. Теперь, спустя сорок лет, я понимаю, что он был ребенок, немногим старше меня. Озлобленный и бессильный, растерянный, запертый в клетке — не в первый и не в последний раз. Вероятно, мне следовало почувствовать к нему нечто иное, чем ненависть… Я закрыл дверь.
Возле машины Гас внезапно выпрямился и повернулся к отцу.
— Спасибо, Капитан.
— Садись в машину.
— А как насчет моего мотоцикла?
— Где он?
— У Рози.
— Заберешь завтра, когда протрезвеешь. Садись в машину.
Гас слегка шатнулся и взглянул на луну. В ее бледном свете лицо его казалось бескровным.
— Зачем он это делает, Капитан?
— Кто?
— Бог. Зачем он забирает самых хороших?
— Он всех нас забирает в конце концов, Гас.
— Но ребенка?
— Из-за этого и вышла драка? Из-за Бобби Коула?
— Энгдаль назвал его умственно отсталым, капитан. Сказал, что для него лучше было умереть. Ну я и не вытерпел. — Гас растерянно мотнул головой. — Ну так почему, Капитан?
— Не знаю, Гас.
— Разве это не твоя работа? Знать, почему происходит вся эта хрень? — Гас казался раздосадованным. Немного помолчав, он вдруг спросил:
— Что это значит, смерть?
— Это значит, ему больше не придется пе-пе-переживать, что над ним по-по-потешаются, — отозвался Джейк.