Она резко набрала воздуха в грудь, словно услышала то, что никак не ожидала, а потом также коротко выдохнула:
— Динар?
Картинку, что нарисовало воображение в ответ на её неровное, учащённое дыхание и приоткрытые губы, шепчущее его имя, ей лучше не знать.
Но Лис мог поклясться, что помимо игры его богатого воображения, он снова почувствовал этот опасный, неуправляемый, чреватый последствиями толчок изнутри, отдающий в грудь, в пах, в башку. Чёртова девчонка, вопреки всему, становилась эпицентром какого-то губительного и безрассудного катаклизма, который ничто не предвещало. Ну разве что Ирка, которая с присущей ей заботливостью предупредила, когда звонила первый раз:
— Только не вздумай её трахнуть, Абакаров!
Лис фыркнул в ответ:
— Ты за кого меня принимаешь, Ирина Леонидовна?
— За того, кем ты являешься, Лис. Бессовестной скотиной и бабником.
— Я тебе не изменял, — возмутился он на «бабника», а что скотина: ну, что есть, то есть. — Никогда, Ир, с нашей первой встречи.
— Конечно, не изменял. Сначала не мог, потому что пил. И это я тебя, между прочим, вытащила из той задницы.
— Ты думаешь, я забыл? — Он скрипнул зубами: каждый раз слышать, насколько обязан бывшей невыносимо. Но она была права: только благодаря Ирке он не спился окончательно. Выходила. Вылечила. Спасла. Отворотила. — И всё же изменять я тебе не изменял.
— Представляю, чего тебе это стоило, — хмыкнула она. А потом неожиданно вздохнула. — Но знаешь, постель — это лучшее, что было в нашем браке.
Лис хотел из вредности возразить, что и кроме супружеской постели хватало мест, где они уединялись: на неукротимой плотской страсти был построен весь их брак, но не стал. Не так я вас любил, как вы стонали.
Когда-то Лис думал также: это было лучшее. Десять лет по горячим точкам, где баб в принципе нет, разве что повезёт где-нибудь в освобождённом селе в воспитательных целях утянуть красавицу в саклю учить любить нашего солдата. Но это случалось редко. Да и Лис такими сомнительными удовольствиями брезговал. Как-то командир усмехнулся, глядя на довольные рожи после такого «набега». «Грешники», — покачал он головой. «Так точно, товарищ полковник, — ответил ему боец, застёгивая ремень. — А кто же мы ещё? На войне праведников нет».
Грешник, покачал головой Лис сейчас.
Тебе девчонку доверили, а ты о чём думаешь?
Чёртова Ирка!
— Ты удивлена? — переспросил он у Принцессы.
И хотел привычно начать, что имя считается арабским. Так как золотая монета «динар» упоминается в Коране, имя широко распространено среди мусульман, переводится как «ценный», «дорогой». Но изначально пришло из Римской империи, где была в ходу такая валюта. Денарий — римская монета из серебра.
В общем, Лис даже не начал.
— Да так, неважно, — отмахнулась Принцесса, явно подумав не о его императорских корнях — о чём-то своём. И зря! Между прочим, император Нерон был рыжим и происходил из рода Агенобарбов, то есть «рыжебородых» — признак, что навсегда унаследовали его потомки.
— А вам сколько лет? — вдруг спросила она, оставив Лиса заинтригованным реакцией на его имя: удивление на её лице выглядело неподдельным, она аж дар речи потеряла.
— Тридцать шесть. А что? — покосился на неё Лис.
— Я бы столько и дала, — соврала она. Судя по «вы», он казался ей старым, а сколько ему: тридцать, сорок, в её возрасте без разницы. Просто намного больше. — А мне двадцать три.
— А я бы тебе столько не дал, — улыбнулся Лис. — И можно на «ты».
— Правда? А сколько бы дал? — оживилась девчонка.
— Дал бы меньше. Но дело, наверное, в освещении, — деликатно соврал он, включил правый поворот и остановился на светофоре.
На город опускался густой синий вечер. В гранитных берегах тёмной ртутью покачивалась вода, играя огнями фонарей. Слепили фары встречных машин. Соблазняла реклама. Всё было как всегда. И как-то не так. Всё это Лис уже давно не замечал: величие города, магию вечера. Красивое…
А сейчас вдруг заметил.
Глава 5
— А это какая река? Или канал? — крутила девчонка головой, глядя по сторонам.
— Понятия не имею, — бессовестно соврал Лис и равнодушно пожал плечами.
— Но это же мост… ну знаменитый…
— Принцесса, в этом городе знаменито всё, каждый плевок. Но я, прости, не экскурсовод. Я могу тебе рассказать где я жил, куда потом переехал, в какую школу ходил, где мне каждый день навешивали люлей. А вот все эти камни, пропитанные историей, конским навозом и мочой — для туристов хороши. А мы тут просто живём.