Тот едва заметно кивнул, выражая понимание:
— И из-за нее ты…
Катя энергично возразила:
— Нет, Юра, не из-за нее. Из-за вашего с ней сына. На твою рыжую мне плевать, но я не хочу, чтобы твой сын по ночам вскакивал с криком "Папа!", не хочу, чтобы он страдал, как Ольгин — помнишь, ты мне рассказывал. Не хочу.
— Так ты поэтому…
Сидоров вдруг рассмеялся. Странно, нелепо, жестоко, и к тому же в совершенно неподходящем для этого месте. Хлопнул себя по коленке, повторил:
— Поэтому!
Катерина резко прервала его:
— Поэтому. Успокойся. Ты ведешь себя, как красна девица, того и гляди впадешь в истерику.
Тот снова засмеялся. На сей раз его смех показался Кате почти естественным.
— Ох, Катька-Катька…
Как всегда от его "Катька" по ее телу пробежала теплая волна, и в голову закрались совершенно неуместные мысли.
— А знаешь, — он вдруг снова стал серьезным. — Он ведь действительно вскакивает по ночам.
— Кто? — удивилась Катерина. — Ольгин сын? Или твой?
Сидоров улыбнулся:
— Он у нас один на двоих. Ольгу муж бросил, сволочь, а страдает больше всех Ромка. Я его опекаю, как могу, а ему отца подавай.
Катя не поняла:
— А причем тут Ольгин?
— Так другого-то нету!
Он смотрел на нее с таким весельем и задором, что Катя и вовсе запуталась:
— Как же нету, а на фотографии?
— Это Ромка и есть. Ольгин Ромка, мой племянник.
У Катерины словно гора с плеч свалилась. Она обмякла, в носу защипало, глаза немедленно наполнились слезами. У него нет сына, а несуществующего ребенка нельзя сделать несчастным. Ну а жена… Что ж, она ведь сама сказала, что сможет найти другого мужа. Значит, у Кати развязаны руки.
Она посмотрела на Сидорова и несмело улыбнулась. Однако он не ответил на ее улыбку, вдруг посерьезнел:
— Вот только я не понимаю, зачем к тебе приходила Лида.
Катя машинально кивнула, и лишь после этого сообразила: и правда, зачем? Зачем она просила не причинять вреда ребенку, которого нет? Растерянно пожала плечом:
— Наверное, боится потерять тебя. Кому понравится, когда муж заводит любовницу?
Сидоров пропустил ее слова мимо ушей:
— Странно… Это не было предусмотрено контрактом…
— Контрактом? — переспросила Катя. Слово это для нее имело узко направленный характер и могло касаться только работы, а вовсе не семьи. Лишь в последний момент сообразила, добавила с легким вздохом: — А, брачным…
Тот коротко хохотнул:
— Катька, ты неисправима! — и тут же посерьезнел: — Нет, не брачным. Рабочим. Как тебе объяснить? В общем, Лида…
— Рыжая, — вставила Катя, не желая слышать имени соперницы, пусть и законной супруги любимого человека.
Сидоров согласился:
— Пусть рыжая. Так вот, она мне… ну, скажем, не совсем жена.
— То есть?
Он чуть заискивающе улыбнулся: дескать, не стоит обижаться на мою безобидную выходку.
— Понимаешь, она мне нужна была, как якорь. Чтоб не забыть план к чертовой матери, едва увидев тебя.
— План? — растерялась Катерина. — Какой план? Ты о чем?
Юрий немного замялся, чуть скривился, виновато уставившись на собеседницу:
— Ну… это… мести. План мести. Мстить я приехал. Тебе…
— Мстить?!
Кивнул и отвел взгляд в сторону. Резко повернулся к ней, ответил возмущенно:
— Мстить! А ты как хотела? Я ж тебя все это время ненавидел! Мне из-за тебя пришлось уехать в Москву. Думаешь, мне там сильно хорошо жилось? Особенно первое время. Голодный, неприкаянный. Утрирую, конечно — у меня были деньги, я ж на свадьбу сколько откладывал, и вообще собирался своим делом обзаводиться. Но все равно — представляешь, каково одному в чужом городе? Да еще зная, что ты в это время со своим Ковальским…
Упоминание о бывшем муже ее даже не покоробило. Только фыркнула презрительно:
— Нашел к кому ревновать. Неужели ты не понял, что я за него только назло тебе вышла? Если хочешь знать, я вообще за него не собиралась. Уверена была — ты не позволишь. Хотела позлить, а ты взял да уехал. Вот я тебе назло и вышла. Вернее, не столько даже вышла, сколько сходила замуж — мы ж разбежались через три месяца. Да и те три месяца — подвиг. Дурак ты, Сидоров.
Вспомнив прошлое, Катя пожалела себя. Так стало обидно: чего, спрашивается, мучилась? Кому что доказала своим "назло"? Только себе хуже сделала. А все почему? Кто виноват? Сидоров, только Сидоров.
Она встала и прошла в комнату. Села на краешек разложенного дивана, взяла пульт от телевизора, и принялась зачем-то переключать каналы. Юра вслед за нею покинул кухню. Присел рядышком, приобнял ее. Катя не стала отстраняться, но всем своим видом демонстрировала обиду и независимость.
— Я знал, что назло. Но от этого было не менее обидно. Я не хотел делать первый шаг, и от тебя его не дождался. Боялся, что на твоей свадьбе не сдержусь, наделаю глупостей, вот и уехал.
Катерина брезгливо сбросила его руку:
— А теперь приехал мне мстить за это. Хорош!
Тот виновато кивнул.
— И в чем состояла твоя месть? — продолжила она, глядя на экран, но видя там лишь мелькающие картинки.
Сидоров растерялся:
— Так… вот. Узнал, где ты работаешь, договорился с Шоликом об аренде фирмы на месяц-другой — он только обрадовался, незапланированный отпуск зимой.
Из всего сказанного Катерина уловила только одно слово:
— Аренде? Об аренде? Так ты ее не купил?
— Нет, конечно! Зачем она мне нужна — я продуктами питания занимаюсь, зачем мне ваши стройматериалы? Впрочем, можно попробовать, тоже ходовой товар.
С каждым словом ситуация не прояснялась, а лишь запутывалась еще больше.
— Подожди, постой! — воскликнула Катя. — Какой товар, какие продукты? О чем ты вообще говоришь?!
Он посмотрел на нее непонимающе. Хотел было пояснить, потом передумал. Воскликнул:
— Катька, о чем мы с тобой говорим?! На что мы теряем время? Мы выяснили главное — я люблю тебя, ты любишь меня…
— Не люблю, — из чистого упрямства возразила Катерина.
— Любишь, — отмахнулся Сидоров и продолжил: — Так какого черта мы теряем время? На что нам все эти разборки? Два дурака, наделали в молодости ошибок и никак не можем их друг другу простить. А главное, отказываемся понять, что виноваты-то оба! Ты, дура, не поняла шутки. Я, дурак, не понял твоего хода конем, и вместо того, чтобы не допустить этого хода, спокойно позволил тебе выйти замуж за Ковальского. Может, хватит?
Он отобрал у нее пульт, отбросил его подальше на диван, в сторону подушек, повернул Катерину к себе за плечи. Требовательно посмотрел в глаза:
— Может, хватит? Тебе не надоело играться?
Та отвернулась, пробурчала под нос:
— По-моему, это ты все еще не наигрался. Придумал какую-то месть, изображал начальника. И кто такая твоя рыжая, наконец? О каком контракте ты говорил?
— Об обыкновенном. Она — актриса. Я нанял ее, чтобы она исполняла роль моей жены.
Катя внимательно посмотрела на него, пытаясь понять, шутит он или нет. По всему выходило — говорит серьезно. На всякий случай высказала сомнение:
— Ага, актриса. Рассказывай! В такой-то шубе! Врешь ты все, Сидоров. Сам же сказал — мстить приехал. Вот и мстишь теперь, сказки рассказываешь. Чтобы я купилась на твои рассказы, растаяла, а ты мне потом бац по башке: получи по заслугам, родная! Нет уж, Юрий Витальевич, не верю я вам. То у тебя сын, то у тебя даже жены нет, одни актисульки кругом…
Он не стал ее переубеждать. Несмело коснулся ее губ своими, словно бы испрашивая разрешения: "Ты не возражаешь?" Катерина не возражала. Но и падать в его объятия не спешила, все еще была напряженной. Резким движением — Катя даже не успела возмутиться — Сидоров снял с нее свитер и повалил на диван. Она начала было сопротивляться, но, ощутив на обнаженном теле его теплые руки, перестала, позволив себе окунуться в блаженство. Его несмелость улетучилась без следа — целовал жарко, жадно, торопливо освобождая ее тело от остатков одежды. Катя хотела ему помочь, рвала ремень из-под пряжки непослушными пальцами, но своими движениями лишь мешала: руки их без конца путались, цеплялись друг о друга, и она решила предоставить все хлопоты ему. В конце концов, он ее мужчина, он ее начальник, пусть и бывший — ему и карты в руки. Сама лишь замирала периодически от особо удачных прикосновений Сидорова.