мой родной, любимый
своим геройством заслужил".
Сама себя я выслушала,
набравшись мужества и сил,
молча, улыбнулась,
плакать перестала.
К вечеру у меня
началась тошнота, рвота.
Ночь я не спала,
родного, ненаглядного,
своего любимого
я к себе звала.
27 апреля всё население Припяти
эвакуировали,
а вскоре, и моё село,
радиацией с нуклидами и там
всю землю замело -
напрасно картошку посадили.
Сколько можно ждать?..
Нет больше моей мочи!
Надоели мне - дни печальные
и со слезами ночи!
"Надо! - сказала я себе. -
Надо ехать к мужу
и не остановлюсь я
ни в жару, ни в стужу".
И после Первомая
к родному, ненаглядному
поехала, помчалась
на крыльях понеслась.
Неизвестность, новизну
я боялась с детства.
Увидела бездонную Москву -
одиноко растерялась,
как перед принцем дева.
"Найду ли я свою кровинку?" -
мысль меня терзала.
"Может домой уехать?" -
тревога пронизала.
На привокзальной площади
у Киевского вокзала
у первого милиционера
со страхом я спросила.
Тот улыбнулся.
"Это на Щукинской
радиобиологическая больница".
Дабы не забыла -
постовой не только рассказал,
что нужно было мне -
всё на бумажке написал.
А говорили в Припяти -
секретно! секретно!
Даже схему, как доехать -
нарисовал подробно.
В больнице на Щукинской -
со слезами, с боем
выписали пропуск -
пропустили с горем.
Зав отделением
Гуськова Ангелина Константиновна
поставила условия.
"Даю полчаса на свидание.
До мужа не дотрагиваться.
Нельзя обниматься, целоваться.
Нельзя принимать от мужа вещи,
рядышком сидеть, стоять,
но что нужно мужу
можно передать.
Сейчас у вашего мужа
центральная нервная система,
костный мозг, все гены -
полностью поражены.
Ты твёрдо должна знать
и твёрдо выполнять.
Твой муж родной, любимый,
что чернобыльский реактор
пропитан радиацией,
получишь от мужа радиацию
никогда не будешь
ты рожать детей".
Слушаю Ангелину и думаю:
"Ничего страшного и опасного.
Я человек терпеливый и простой,
пусть муж будет немножко нервный,
был бы только рядышком со мной".
Я скрыла свою беременность,
если скажу всю правду,
тогда уж точно -
к милому, ненаглядному
никогда не попаду.
Если болеть, страдать
и даже умирать,
то только все втроём -
вместе легче проживём.
Я прекрасно знала -
если к родному попаду,
от своего родного -
я больше не уйду.
Если уйду от ненаглядного,
то только вместе с ним,
со своим родным и дорогим.
Захожу в палаты -
больные играют в карты.
Опухоль с лиц во всех сошла,
все шутят, все смеются.
И Вася-Василёк,
любимый мой цветок,
рядышком на стульчике сидит,
меня увидел,
вскочил, мне улыбнулся
и от радости молчит.
Я увидала свою кровинку,
поставила у ног корзинку.
"Здравствуйте!" -
всем больным сказала,
от счастья зарыдала.
"К больным не подходить!
От них радиацией фонит!"
Дежурный врач не разрешил -
с мужем обняться, поцеловаться,
даже рядышком постоять.
"Больным продукты, вещи
можно передать,
но никаких вещей -
у больных не брать".
Первые три дня
я прожила в Москве
у своих знакомых,
одной сменой дежурили мы -
в первую ту ночь
жёны всех пожарных.
Я, Людмила Игнатенко,
Ващук и Титенок,
Тищура, Правик
и Таня Кибенок.
Варили мужьям бульон,
носили им в палаты.
Врачи запретили -
молочное, мясное
и всякие салаты.
На следующий день -
больным стало хуже.
Больным запретили -
ходить по коридорам,
общаться и вставать,
каждого уложили в ложе
с лампой обогревом,
а обычную кровать
убрали.
Жён к мужьям, строго настрого
не пустили больше,
напрасно, Гуськову -
мы просили долго.
Каждый больной болезнью лучевой,
как цепью был прикован к ложе,
в палате одиноко мучился от болей,
крепился и стонал,
и как Иисус Христос
на кресте распятый Идолом,
в муках умирал.
Мне лично не понятно:
"Почему врачи родных не понимают?
Почему жену родную
к родному мужу не пускают?
Кто позволил?
Кто посмел?"
Ночью я тайком -
сестрёнка пропустила,
я к Васе -
быстренько мельком,
целую ночь я с Васей -
время проводила.
То простынь заменю,
то подушечку поправлю.
Часами у ног его сидела...
поверну его и так и сяк,
судно выносила.
Желудки больных -
больше не воспринимали пищу,
а так хотелось
родного, дорогого накормить,
хоть немножечко -
боль родному облегчить.
Как любила я -
муженька родного, ненаглядного?
А мой родной так меня жалел,
наверное, на свою погибель.
С каждым днём, больным -
становилось хуже, хуже.
Надежды никакой!..
только я, как человек,
который мужу нужен.
При муже на глазах
я крепилась и держалась.
Отойду от милого, родного
и снова вся в слезах.