Но главное — она оставила нож в его теле, оставила свои отпечатки. Ноги сами несли подальше от чёртового дома на Литтл-драйв, почти не задевая луж. Вода текла по лицу, превращая косметику в грязные чёрные подтеки, а волосы в слипшиеся сосульки. Ужасный холод пробирал откуда-то изнутри, в туфлях хлюпало, а плащ на почти голом теле не дарил и капли тепла.
Не разбирая дороги, Гвен летела домой с такой скоростью, что пару раз подвернула ногу на тонком каблуке, едва не сломав лодыжку. Она бежала от себя, но тень собственной слабости неизбежно нагоняла, дыша в затылок. Шепча, какая же она дура, что продолжала надеяться, ведь сам звонок за помощью — символ её поражения.
Она не хотела его убивать. Пора признать это, хотя бы сейчас, хотя бы себе. Не имела ни малейшего понятия: почему, когда все это началось? Ведь совсем недавно Гвен стреляла по его фотографиям, чувствуя только ненависть. Мечтала об этом дне, когда его кровь наполнит воздух своим ароматом.
Так где же удовольствие, где хотя бы удовлетворение проделанной работой? Почему во рту привкус табака и имбиря, как будто оставшийся несмываемой печатью? Какое могло быть сожаление, если всё сделала почти правильно — устранила угрозу, а вместе с тем и завершила заказ…
Чёрт, даже фото не сделала. Придётся ждать утра, когда о новой жертве Леди в чёрном будет гудеть весь Раутвилль, и уже тогда оповещать заказчика.
О чём она вообще думала… Хантер мёртв, и это она воткнула нож. Больше ничего не имело значения.
Домой Гвен ввалилась, отчаянно хлопнув дверью и шмыгнув носом. Трясло всё сильней, пальцы онемели, согреться было единственным желанием. Гостиная встретила тишиной и тихо тикающими часами на стене, стремительно приближавшими стрелки к полуночи. Зубы стучали от холода, на полу тут же накапала с плаща живописная лужа.
Плевать на обычную безопасность: учитывая фатальную ошибку, скорее всего это последние сутки на свободе. Бессмысленно убирать арсенал в хранилище, а бежать просто не осталось сил. Срывая с себя промокшие тряпки и бельё, забыв про обычную аккуратность, Гвен на ватных ногах устремилась в ванную. Со стуком откинула каблуки куда-то в сторону дивана, а чулки улетели на журнальный столик.
Похрен. Тепла. Ей жизненно необходимо тепло, ведь холод она совершенно не выносила с ночи в подвале. Казалось, словно в желудке огромный комок льда, который срочно нужно растопить.
Горячий душ не помогал. Гвен всё увеличивала температуру, и кожу кололо сотней игл, но становилось лишь ещё гаже. Трясти перестало, вот только тошнота усиливалась. Скручивала внутренности спазмом, уничтожала кислород. С раздражением перекрыв воду, Гвен прислонилась спиной к стене, прикрывая глаза.
Что это с ней? Разве убийство не стало привычным… Но нет, дело не в факте вновь окровавленных рук. Дело в том, чья это кровь. В голове прочно засела картинка, как стоп-кадр из фильма: распростертое на постели тело, хрипящие звуки и боль, которую она причинила. Торчащая из глубокой раны железная рукоять. Как хорошо, что не видела его взгляда, иначе бы серо-голубое небо, омрачённое тучами, преследовало ещё сильней. И без того хватало откуда-то взявшихся самобичеваний.
«Ты не должна была этого делать».
«Ты предала его».
«Ты могла все истолковать неверно».
— Хватит! — зло прошипела Гвен себе под нос, пытаясь утихомирить шепчущих всё это демонов.
Но они не унимались, и когда она вышла из душевой кабины и провела ладонью по запотевшему зеркалу над раковиной, ловя свой затравленный взгляд, то увидела лишь отчётливые, уже наливающиеся синевой засосы на шее. Последние. Прощальные.
Сжав кулаки до боли, с трудом преодолела порыв разбить чёртову стекляшку на бриллиантовую пыль. Отражение насмехалось над ней, когда губы шевельнулись в беззвучной фразе:
— Ты просто жалкая, Гвен.
Сцепив зубы, она отвернулась: выносить саму себя стало невозможно. Намотав на тело большое махровое полотенце, вышла из ванной, шлёпая по коридору босыми мокрыми ногами. Согрелась снаружи, но вот внутри стало ещё холодней.
Что ж, и это можно поправить. Достаточно. Что сделано, то сделано. Так и не потрудившись включить свет, Гвен без труда сориентировалась в темноте, впрочем, не кромешной: фонари с улицы озаряли и кухню, и гостиную. Вытащив из холодильника пузатую бутыль «Дэниэлса», с хрустом свернула пробку и сделала щедрый глоток. Алкоголь ухнул внутрь, не принеся никакого вкуса, не смыв аромата можжевельника из рецепторов.
Чёрт побери.
Вздохнув, Гвен достала из шкафчика пепельницу и сигареты. Прошла к телевизору, но вместо дивана устало села прямо на пол, расставляя свое нехитрое богатство.