Ответа не ждал. Просто обошел Лену, схватил Николая Борисовича за грудки и, подняв его со стула, выплюнул ему прямо в лицо:
— Я очень благодарен вам, господин Милосердов, за то, что вы выручили меня полгода назад. Только это и спасает вас от того, чтобы я спустил вас прямо сейчас с лестницы. Но имейте в виду, что мое терпение не безгранично! А когда дело касается Елены Владимировны, оно испаряется в два раза быстрее!
Милосердов дернулся, пытаясь сбросить Димины руки, но тот и не думал его отпускать. Ему надо было убедиться, что его предупреждение дошло до Николая Борисовича и что тот ему внял. Дима и предположить не мог, что эта мразь додумалась стучать Лениному отцу о личной жизни его дочери и ее отношениях со старым знакомым. Можно было представить, в каких красках он все это расписывал и какими эпитетами снабжал, явно выложив старинному другу все нынешние корниловские прегрешения, а о прошлых тот знал и без собственного заместителя. А Ленка молчала, ни словом об этом Диме не обмолвившись, хотя можно было представить, какой грязи она от отца наслушалась. Не хотела лишний раз бить по Диминому самолюбию? Или просто не особо заморачивалась, не планируя продолжать отношения?
Впрочем, в данный момент это не имело значения.
— Надеюсь, я ясно объяснил свою позицию? — еще раз тряхнув Милосердова, издевательски поинтересовался Дима. — Чтобы потом не было обид и непонимания.
Тот еще раз дернулся, попытавшись отпрянуть, и Дима на этом месте разжал пальцы. Милосердов отлетел к двери, едва не навернувшись из-за потери равновесия, и зашипел, растеряв все былое наносное благообразие.
— Тебе это припомнится, Дмитрий! Сам виноват, паршивец! Я еще хотел тебя прикрыть, но теперь и пальцем не пошевелю! Выкручивайся, как знаешь! И не говори, что я не предупреждал!
С этими словами он распахнул дверь и, не дожидаясь ответа, захлопнул ее за собой. Дима хмыкнул, мысленно послав его подальше и непечатно выразив пожелание, чтобы Милосердов никогда оттуда не вернулся. Потом весело обернулся к Лене.
Однако на ее лице была написана непритворная озабоченность.
— Ох, Дим, зря мы, наверное, так наехали на него, — что-то совсем необъяснимое сказала она, и Дима, не веря тому, что слышит, нахмурился. С чего бы это Черемуха вдруг пожалела Милосердова? Или здесь не последнюю роль играл ее отец и его мнение? — Вдруг он что-то важное хотел сказать? — продолжала между тем Лена, а Дима передернул плечами.
— Для кого важное, Лен? — раздраженно уточнил он. Она не сразу ответила, задумавшись, и лоб ее пересекли две сосредоточенные морщины. Дима глубоко вдохнул, заставляя себя угомониться и дать ей возможность решить то, что она считала значимым, и следом оказался вознагражден за терпение.
— Я боюсь, Дим, — негромко проговорила Лена и, приблизившись к нему, очень нежно обняла за талию. — Я не знаю, на что на самом деле способен Милосердов и эти его… помощнички. Они же с самого начала планировали именно на тебя повесить все свои преступления, и то, что мы об этом узнали, вовсе не защищает тебя от их поклепа.
Дима сомкнул руки на ее спине и мысленно прошелся по собственной дурости. Кажется, Кирюха и то лучше понимал Ленку Черемных, чем его отец, учившийся вместе с ней целых одиннадцать лет, а потом столько же любивший ее самой преданной любовью. Потому что именно Кир предупреждал Диму, что не стоит сомневаться в Черемухе, рискуя испортить с ней отношения исключительно из собственных комплексов. А Дима уже насочинял. Когда Ленка всего лишь заботилась о нем.
Черт, как же приятно, на самом деле, когда кто-то о тебе заботится. Особенно любимая Черемуха.
— Вряд ли Николай Борисович при всей своей показательной доброте собирался покаяться в собственных грехах и раскрыть нам подробности своих махинаций, — справедливо заметил Дима. — Скорее, позлорадствовать над нашими неудачами и попугать тебя отцовским гневом. Черт, Ленка, я и подумать не мог, что этому недоноску хватит подлости лезть в чужую постель! Сильно тебя прессуют? Почему мне ничего не сказала?
Лена вздохнула, подбирая слова. Не хотела она, чтобы Димка знал о ее разногласиях с отцом из-за него. Психанет еще, предложив из гордости поискать себе подходящего кавалера, по которому ее родители будут слюни пускать. А Лене не нужен никто, кроме Димки. И пока они снова все не испортили…
— Я уже достаточно взрослая девочка, чтобы не спрашивать разрешения встречаться с тем, с кем я сама хочу, — предельно нейтрально объяснила она. — И мне совершенно не хотелось ссориться с тобой, если бы ты вдруг счел такое отношение к себе оскорбительным. Папа — человек старой закалки, и, если он что-то вбил себе однажды в голову…