Пришлось отыгрывать назад, и благо, что уже привычная Николаю Борисовичу дотошность сыграла в том положительную роль.
— Имелись ли какие-то прецеденты с участием Кирилла, угрожающие его безопасности? — решила показательно разобраться в проблеме Лена. Николай Борисович пожал плечами.
— Да какие прецеденты, Елена Владимировна: он от отца и не отходит, а тот либо на посту, либо в подсобке, — ответил он. — На удивление беспроблемный мальчишка. Я бы посоветовал вам самой присмотреться к нему, прежде чем рубить с плеча, но помню, что вы не приемлете советы…
— Ночует он тоже в подсобке, я правильно понимаю? — сделала вид, что не услышала его последней фразы, Лена. Николай Борисович кивнул.
— Они с отцом далеко живут, а Кирилл еще не в том возрасте, чтобы в одиночку ехать через весь город, — снова принялся объяснять он, не подозревая, очевидно, что для младшего Корнилова это не было проблемой. Но Лена спрашивала вовсе не для осуждения.
— Если это не мешает Дмитрию исполнять свои обязанности, я готова в единичном случае пойти сотруднику навстречу, — заявила она и следом еще больше ошарашила собственного заместителя: — Только проследите, пожалуйста, чтобы у мальчика было нормальное место для отдыха. А то подхватит еще какое-нибудь воспаление легких, и придется Корнилова на больничный отпускать. А менять его некем.
Вряд ли Николаю Борисовичу понравилось ее поручение, но Лена не собиралась его отменять. Против всяких законов логики она испытывала за Кирилла ответственность и хотела хоть немногого позаботиться о мальчишке, полностью лишенном женского тепла.
Лена не знала, способна ли она дать Кириллу даже толику этого самого тепла, но обещанные блины принесла. И с удовольствием увидела в середине рабочего дня физиономию младшего Корнилова в дверях своего кабинета.
— Я поздороваться, Елена Владимировна, — прямо в щель сообщил Кирилл. — И поблагодарить вас за сдержанное слово: папка до сих пор не может понять, почему вы не рассчитали его за дерзость.
Лена весьма сомневалась, что Корнилов-старший, рассказывая сыну подробности своего утреннего разговора с начальством, употреблял слова «расчет» и «дерзость», но смысл Кирилл передал верно, а Лена и сама не смогла понять, каким образом сдержалась, чтобы не послать бывшего одноклассника туда, куда он так напрашивался. Нет, она не ждала, конечно, что Димка Корнилов станет унижаться и умолять не увольнять его, но хоть какие-то угрызения совести за прошлое рассчитывала увидеть.
Однако горбатого, очевидно, только могила исправит, и этот придурок, недавно едва не загремевший на нары за свою иронию, тут же взялся за старое, так откровенно нарываясь на неприятности, что только данное Леной Кириллу обещание и заставило ее проглотить словесный Корниловский понос. И как у такого безответственного фигляра, как Димка, мог вырасти серьезный и здравомыслящий сын, Лена себе не представляла. И ведь на мать-кукушку тоже не подумаешь: серьезная и здравомыслящая женщина никогда не бросила бы ребенка. Вот Лена бы не бросила, даже если бы его отцом был Корнилов. Если бы им тогда не помешал Жнечков. Если бы…
— Вы не думайте, я папке мозги дома вправлю: я слово тоже умею держать, — выдернул ее из глупых воспоминаний Кирилл, и Лена махнула рукой, предлагая ему войти. Он тут же заулыбался и проник в кабинет целиком. Прикрыл за собой дверь и чуть таинственно посмотрел на Лену. — Не обижайтесь на папку, — пожал плечом он. — Он глупости говорит, только когда сильно нервничает. Защитная реакция такая. А вообще он клевый — вот увидите!
О том, что Димка Корнилов — «клевый», Лена узнала куда раньше Кириллова рождения — и раньше него же разочаровалась в этой клевости раз и навсегда. Но все это не имело значения: сейчас Лена хотела говорить вовсе не о своем бывшем, которого вычеркнула из жизни.
— Проголодался? — поинтересовалась она, зачем-то разглядывая Кирилла. Он был в школьной форме и оранжевом шарфе, но внимание Лены на этот раз привлек вовсе не последний, а неровные стрелки на строгих Кирилловых брюках и перекошенный ненакрахмаленный воротничок на его рубашке. Кто из них стирал и гладил: Димка или сам Кирилл?
Почему-то этот вопрос неожиданно показался ей важным.
— Садись, будем блинами обедать, — улыбнулась Лена, так и не дождавшись от маленького гордеца подтверждения того, что он хочет есть. — Я все утро сегодня пекла, так что отказа не принимаю.
— Для меня пекли? — изумился Кирилл и втянул носом воздух, узнавая аромат, которым пропах весь Ленин кабинет. — Вот ничего себе!