Однако сегодня что-то переменилось. Может, мальчики уже привыкли к Давиду или решили, что забавно будет утолить любопытство, несмотря на возможные последствия. Так или иначе, они приветствовали Давида воплями радости.
— Ну и ну, парни, глядите! Это ж тот, со скрипочкой! — закричал один, и остальные присоединились к его громкому «ура!».
Давид пришел в восторг — он вновь оказался кому-то нужен, и это было так приятно! Сказать по правде, его весьма ранило подчеркнутое пренебрежение со стороны ровесников.
— Как… как вы поживаете? — спросил он, смущаясь, но продолжая широко улыбаться.
Мальчики бросились к нему с радостными криками. Некоторые из них держали в руках короткие палки, а у одного была старая жестянка из-под соленых помидоров с привязанной к ней леской. Самый высокий мальчик что-то прятал под курткой.
— Как поживаете! — передразнили они. — Как ты поживаешь, мальчик со скрипочкой?
— Я Давид — меня зовут Давид, — любезно напомнил он с улыбкой.
— Давид! Давид! Его зовут Давид, — пропели мальчики, словно хор в комической опере.
Давид расхохотался.
— О, спойте еще раз, спойте же! — крикнул он радостно. — Это было здорово!
Мальчики вытаращились на Давида, а потом презрительно фыркнули и обменялись насмешливыми взглядами — видно, маленький бродяжка и неженка даже не мог понять, что над ним издеваются!
— Давид! Давид! Его зовут Давид! — вновь проблеяли они ему в лицо. — Давай, настрой скрипочку. Мы хотим сплясать.
— Сыграть вам? Конечно, я сыграю, — обрадовался Давид, поднимая скрипку и проверяя струну.
— Подожди-ка, — остановил его самый высокий. — Прима-балерина еще не подготовилась. — Мальчик осторожно вытащил из-под куртки сопротивляющегося котенка с дырявым мешком на голове, обвязанным вокруг шеи.
— Так! Давай, клади ее посередине, — осклабился мальчик с консервной банкой. — Держи, а я пока «шлейф» привяжу, — закончил он, пытаясь ухватить верткий пушистый хвост напуганной кошечки.
Давид уже начал играть, но тут же прервался на неблагозвучной ноте.
— Что вы делаете? Что случилось с этой кошкой? — потребовал он ответа.
— «Случилось»! — сказал глумливый голос. — Уж точно, ничего с ней не случилось. Она теперь прима-балерина, во как!
— Что это значит? — закричал Давид. В этот момент леска впилась в перевязанный хвостик, и котенок завопил от боли. — Посмотрите! Ей же больно!
Ответом ему был гогот и глумливые словечки. Потом высокий мальчик осторожно опустил на землю кошечку с мешком на голове и банкой, привязанной к хвосту.
— Готово! Давай, играй! — приказал он, — а она будет танцевать.
Давид сверкнул глазами.
— Я не буду играть… для этого.
Мальчики внезапно перестали смеяться.
— А? Что? — если бы это сказал сам котенок, вряд ли они изумились бы сильнее.
— Я говорю, что не буду играть, пока вы не отпустите кошку.
— Ой-ой, да что ты говоришь! Слышите, а? — усмехнулся глумливый голос. — А что, если мы скажем, что не отпустим ее?
— Тогда я вас заставлю, — пообещал Давид, разгоряченный от чего-то нового, которое, казалось, родилось в нем уже созревшим.
— Мяу! — сказал самый высокий, выпуская пленного котенка.
Освобожденная кошечка судорожно попятилась. Банка, привязанная к лапам, стала биться об землю, грохотать и дребезжать, пока испуганное существо, обезумевшее от ужаса, не превратилось в вихрь воплощенного страдания.
Мальчики собрались в круг и, восторженно вопя, удерживали кошечку в его границах, продолжая безжалостно издеваться над Давидом.
— Ага! Попробуй, останови нас! Что, не можешь? — насмехались они.
Давид на миг застыл, не сводя глаз с мальчишек. В следующую секунду он развернулся и побежал. Улюлюканье превратилось в хор триумфальных криков — но ненадолго. Давид всего лишь торопился положить скрипку на поленницу. Потом он бегом вернулся, и, не успел самый высокий мальчик перевести дыхание, как был поражен сильнейшим ударом в челюсть.