— Да, четко и как минимум по сути дела, — засмеялся мужчина. — Однако, судя по всему, тебе к такому не привыкать. Но все же, Давид, этих мальчиков было шестеро, и кое-кто был побольше тебя.
— Да, сэр.
— И они были такие злые и жестокие — вступила девочка мелодичным голосом.
Поколебавшись, мужчина осторожно спросил:
— И могу ли я спросить, где ты… мм… научился так драться?
— Я боксировал с папой. Он говорил, что прежде всего надо быть здоровым и сильным. А еще он немного учил меня джиу-джитсу, но, боюсь, вышло не очень с таким числом противников.
— Вынужден с тобой согласиться, — мрачно признал мужчина. — Но ты их немало удивил, я гарантирую, — продолжал он, глядя на виновницу происшествия, свернувшуюся в довольный серый клубок на подоконнике. — Однако я все еще не знаю, кто ты. Кто твой отец? Где он живет?
Давид покачал головой. Как всегда, когда упоминался отец, лицо его стало задумчивым, а глаза — мечтательными.
— Здесь его нет, — тихо сказал мальчик. — Он ждет в далекой стране, когда я приду и расскажу ему, какой прекрасный мир я нашел здесь.
— А? Что? — спросил, запнувшись, мужчина, не зная, можно ли верить собственным ушам и глазам. Этот мальчик, который дрался как демон и говорил как святой и который, даже будучи весь в побоях и синяках, лепетал о найденном «прекрасном мире», приводил его в крайнее замешательство.
— Как, Джек, разве ты не знаешь? — с жаром прошептала девочка. — Это мальчик, которого взял к себе мистер Холли.
И добавила еще тише:
— Это маленький бродяжка. Его отец умер в амбаре.
— О, — сказал мужчина, и лицо его прояснилось, а в глазах появился проблеск сочувствия. — Так ты мальчик с фермы Холли, да?
— Да, сэр.
— И он везде играет на скрипочке, — восхищенно добавила девочка. — Если бы ты не сидел больной взаперти, ты бы его и сам услышал. Он везде играет — везде, где ходит.
— Правда? — вежливо осведомился Джек, вздрогнув при мысли о звуках, которые, должно быть, издает скрипка в руках такого вот мальчика (Джек и сам немного играл — достаточно, чтобы чуть-чуть разбираться в скрипичной музыке и любить ее еще больше). — Хм, хорошо, а что еще ты делаешь?
— Ничего, только гуляю и читаю.
— Ничего! Такой большой мальчик, да на ферме Симеона Холли? — по интонации Джека было понятно, что он был хорошо знаком с Симеоном Холли, его методами и убеждениями.
Давид счастливо рассмеялся.
— Конечно, на самом деле я много чего делаю, только больше это не учитываю. «Horas non numero nisi serenas», понимаете, — с довольным видом процитировал он, улыбаясь изумленному молодому человеку.
— Джек, что это было — что он сказал? — прошептала девочка. — Похоже на иностранный язык. Он иностранец?
— Ты поставила меня в тупик, Джилл, — отреагировал мужчина, состроив смешную гримасу. — Кто он такой, одним небесам ведомо — мне нет. А сказал он фразу на латыни — вот это я знаю. Однако, — с иронией обратился он к мальчику, — конечно, ты знаешь, как это переводится.
— О да. «Безоблачные лишь часы считаю я» — мне это понравилось. Так написано на солнечных часах и, знаете, я тоже буду как солнечные часы и перестану учитывать время, которое я провожу не так, как мне нравится. Например, когда я дергаю сорняки, мотыжу картошку, собираю камни и все такое. Понимаете?
Сначала мужчина непонимающе смотрел на Давида, а потом расхохотался.
— Вот так так! — пробормотал он. — Вот так так! — и снова рассмеялся. А потом спросил: — Папа тебя и этому научил?
— О нет — хотя да, он научил меня латыни и, конечно, я смог это прочитать, когда увидел. Но слова были написаны на солнечных часах там, где живет моя Госпожа Роз.
— Твоя… Госпожа Роз? Кто же это?
— Как, вы не знаете? Вы живете напротив ее дома, — воскликнул Давид, указывая на башни «Солнечного холма», возвышающиеся над деревьями. — Вон там она живет. Теперь я знаю эти башни и ищу их взглядом, где бы ни был. Я их очень люблю, и когда смотрю на них, снова вижу розы повсюду — и ее.
— Ты говоришь о мисс Холбрук?
От добродушных интонаций не осталось и следа. Голос Джека так переменился, что Давид удивленно поднял голову.
— Да, она так сказала, — сказал он, удивляясь смутной перемене в лице мужчины.
Последовала короткая пауза, и мужчина поднялся на ноги.
— Как твоя голова? Болит? — быстро спросил он.
— Не очень. Думаю, я… пойду, — в некотором смущении ответил Давид, протягивая руку за скрипкой и неосознанно отражая своим поведением внезапную перемену в атмосфере.
Тогда заговорила девочка. Она забросала Давида словами благодарности, указывая на довольного котенка на подоконнике. Да, на этот раз она не сказала, что будет любить, любить, любить его всегда, но благодарно улыбалась и горячо звала приходить в гости как можно чаще.