— Да уж, простые. Так что там у тебя с твоей этой?
— А ничего. Инна, мы разные. Разбегались, сбегались, но чужими были, чужими остались.
— Ты же жениться собирался.
— В третий раз? Так уже не мальчик, однако. Если жениться, то уже чтобы до конца, чтобы старость с ней встретить. Понимаешь, а? Перепихон хорош, а жизни нет. У меня сколько женщин было, а всё не то.
— А какая тебе нужна была? Илюша, положа руку на сердце, скажи — какая?
— Давай выпьем.
— А давай.
Они выпили ещё, а потом ещё.
— Ты ешь, Илюша.
— Да я ем. Мне всегда твоя стряпня нравилась. Ты скажи мне, Инка, в десятом у тебя с Жориком что было?
— С Жориком ничего, он поспорил там с кем-то из класса, с Олькой Жировой, похоже, и поцеловал меня. А я сопротивлялась. Но он амбал такой. Почему ты вспомнил?
— Так я всю свою жизнь тот поцелуй тебе простить не мог. Мне Олька рассказывала, я не верил, а потом сам Жорка хвастался.
— Какое это имеет значение теперь?
— Так не было ничего у тебя с Жоркой?
— Не было. Ничего у меня ни с кем не было, я всё ждала…
— Я ненавидел тебя тогда, напился впервые, Жорке морду набил. А он всё твердил, что не врёт, что было.
— Так это ты его?
— Я! Ты, Инка, мне всю жизнь сломала. Я ж любил тебя.
— Меня?! Не Юльку, на которой женился?
— Тебя, дуру, а ты с Жоркой, вот я в отместку на Юльке женился. Сразу после школы и женился.
— А я тебя идиота любила прямо с песочницы той. И песок в голову позволяла сыпать, только потому что это был ты. И мне было всё равно, что мама заругает.
— Что мы с тобой делали всю жизнь?
— Мы всю жизнь пытались убежать от себя.
— Зачем, Инна? Куда мы бежали?
— Какая разница. Уже всё решено. Каждый из нас прожил свою жизнь, у меня дочь невеста скоро. Может быть, её смогу уберечь от своих же ошибок.
— А если бы ты сегодня не сказала, что твой козёл был на меня похож, я бы тебе и не признался никогда. Я всех женщин по тебе ровнял, и никто не дотягивал.
— Да просто с языка соскочило. Мы уже сколько врозь? Семнадцать лет врозь. Мы друзья просто, Илюша.
— Так я пойду?
— Так иди.
Она закрыла за ним дверь и пошла убирать со стола. Ревела белугой. Так её от коньяка растащило. И так жизнь свою жалко стало непутёвую.
Всё пыталась доказать, что не любит она Илью. Что друзья они просто, а он вот опять ушёл…
Да кому доказывала? Ему? Себе?
Вспомнила, как разочаровалась в муже, когда и следа похожести в нём на Илюшу не осталось. Просто чужие люди, связанные наличием дочери.
А у Ильи всегда кто-то был. С Юлькой они разбежались, как только она замуж вышла. А потом была Галина, с Галиной он лет пять прожил, только без детей. А сам всё к ней бегал, с Сашкой играл. Подарки ей всякие носил.
Ну что за жизнь? Она-то считала, что он просто ребёнка хотел, отцовство на Сашке репетировал. А если он к ней ходил, не к Сашке?
Вот размечталась, глупая.
Звонок в дверь прозвучал слишком резко. Это Илья, решила она. Открыла, а в подъезде Сашка.
— Ну что, мать, я не зря домой вернулась? Ушёл он, да? Опять ушёл?
— Ушёл…
Инна отвернулась, чтобы дочь слёз не заметила. Но та обняла её и расплакалась.
— Мам, ну как можно вот так друг от друга бегать?
— Вот так и можно. Не сложилось, и уже не сложится.
— Посмотрим. Утро вечера мудрее. Спать пошли.
Илья вышел из Инниного дома и набрал номер Сашки. Попросил её вернуться домой. Мать одну оставлять нежелательно. Она обещала.
А он думал. Купил ещё бутылку коньяка и прикончил её в гордом одиночестве. Перед ним стоял прямо-таки гамлетовский вопрос — быть или не быть. И ещё вопрос Чернышевского — что делать?
Да, всю жизнь он любил Инку. Казалось, вот с тех далёких трёх лет любил.
Но только ведь жизнь всё решила. И жили они врозь. И дружили всегда. И можно было только ей душу открыть. А она его тоже любила. И как теперь с этим? Если попробовать вместе и не получится, то друга такого-то больше не будет. Не смогут они быть такими друзьями, чтобы душу…
Так после сегодняшнего вечера и так не смогут.
А как хотелось не с кем-нибудь, а с Инкой, вот с этой, настоящей.
Не заметил, как уснул и проспал целые сутки. Затем приходил в себя ещё сутки. А потом понял, что-либо сейчас, либо никогда. Послал к чёртовой матери и Гамлета, и Чернышевского с их вопросами вечными.
Купил два букета роз. Необычных роз, зелёных таких, с огромными бутонами, и пошёл к Инне.
Вручил обеим — и матери, и дочери — и остался.