- Я ненавижу тебя.
- Ты явно преувеличиваешь. Разве кто может ожидать от тебя другого? - отец усмехнулся, словно произнесенные им слова звучали, как глупая шутка. Его задетое успехом сестры эго явно не было преувеличением. Он никогда не рассчитывал, что чьи-то проблемы могли значить для кого-то больше его собственных.
- Когда снова назовешь меня эгоистом, учитывай, что этим я полностью удался в тебя, - я бросил со злости чёртову сумку на пол и начал надевать обратно куртку, намереваясь уйти из комнаты быстрее, чем могло случиться что-то по-настоящему ужасное.
- И куда ты собрался? Ты же совершенно не знаешь города.
- Ты не знаешь меня, это же не мешает нам жить вместе, - пожал я плечами. Впопыхах я никак не мог справиться с дурацкой молнией на куртке, а потому разозлившись не стал её застегивать, выбравшись на промозглую от холода улицу, как было. Забыл надеть шапку и завязать вокруг шеи шарф, а потому, оказавшись снаружи, почувствовал их отсутствие, что разозлило ещё больше.
Я резво шагал лондонскими улицами, словно знал их наизусть. Мне легко удалось влиться в толпу, что по-прежнему вызывало смешанные чувства радости и грусти потому, что я продолжал быть здесь чужим. Я не оглядывался назад, хоть где-то на середине пути осознал, что должен бы запомнить дорогу обратно. Денег в карманах навряд ли бы хватило на кэб, а спрашивать у людей я не привык, руководимый страхом перед неизвестным. Мне легче было затеряться в чужом городе, чем выставлять себя немыслимым ничего идиотом, который поддался внутреннему бешенству и сглупил в одиночку пойти навстречу городским недрам, бесповоротно затерявшись в них.
Я чувствовал себя глупо из-за ссоры с отцом. Впервые, наверное. Замедлив шаг, нашел время задуматься над словами, произнесенными им. Узнать то, что ему на самом деле было не плевать на меня, оказалось важнее, чем я думал. Внутри словно воспылал маленький уголек тепла, который я тот час же решил потушить. Нельзя было поддаваться минутной слабости и верить человеку, который унизил меня. Делал он это из искренности доброты душевной или пусть ненароком, он делал это зря. Отец был взрослым человеком, и оправдание сродни того, что он мне предложил, было слабой защитой упрямой глупости, которую он поставил выше рациональности матери, которой, в конце концов, стоило довериться.
И какой же глупой оказалась ситуация с Джо. Я продолжал терзать себя за очередное несдержанное обещание. Падал вниз и даже не мог смягчить своего падения, подстраховаться, сделать что-либо. И я застрял в этой лондонской клетке, вид из которой хоть и был приятен, как прежде, но всё же портили его железные прутья обстоятельств, в которых я погряз по уши.
Я шатался по городу до раннего вечера, пока не зажглись первые фонари, осветляя раскидистый мрак. Проголодавшийся и измученный собственными терзаниями, я додумался зайти в телефонную будку и набрать номер гостиницы, где мы остановились. Всё же не было глупостью взять с рецепции визитку, позади которой был календарь на последующий год. Попросил к телефону маму, назвав номер её с Дженной комнаты. Прошло меньше пяти минут, прежде чем я услышал в трубке её обеспокоенный голос. Я успел назвать ей адрес, прежде чем время, на которое мне хватило моих немногочисленных сбережений, закончилось.
Я сел на лавке, согнувшись чуть ли не пополам от холода, что становился лишь крепче. Не знаю, сколько прошло времени, когда мама нашла меня. Я едва успел что-то понять, когда она подбежала ко мне и стала осыпать поцелуями, привлекая внимание, которого я так тщательно избегал. Казалось, будто я потерялся на долгие месяцы, а не на несколько часов. И всё же я нуждался в этом времени, которое меня остудило. Я принял неизбежность своего положения, хоть и на душе от этого легче не стало.
- Проголодался? - спросила она, потрепав мои волосы. Её глаза будто блестели от слез. Я почти был уверен, что она была вне себя от страха за меня. Один лишь отец мог отгородить её от того, чтобы вызывать загон полиции на мои поиски, хоть в то же время ему должно было немало достаться, если он рассказал ей всю правду. - У меня в телефоне записан номер Джозефины, если тебе это так необходимо. Уверена, она не будет держать на тебя зла.
И внутри меня, будто что-то оборвалось. Я полдня терзал себя за неспособность быть человеком, который, нарушив обещание, должен был хотя бы объясниться, как решение проблемы было таким простым. Я чувствовал себя идиотом. Счастливым идиотом.
- Только сперва ты поешь.