— Мне всё ещё жаль из-за этого…
— Я знаю. И верю тебе, — Джо протянула мизинец для клятвы. Последний раз я делал это ещё с Нэнси, все ссоры с которой (начаты зачастую самой девочкой) заканчивались примирительной клятвой в том, что наша дружба была неразрушимой и вечной. Теперь мне сложно было представить, смогли бы мы продлить наши отношения до сего дня, не случись то, что случилось. Был бы я влюблен в Джо или сходил с ума от Нэнси, не замечая никого вокруг? — И мне жаль, что мы помирились при таких обстоятельствах, — сказала девушка, когда наши сжатые мизинцы наконец-то разомкнулись.
— Мы смогли бы сделать это, даже если бы ничего плохого не произошло.
— Ты так уверен в том, что я прощу тебя, чтобы ты не сделал?
Хотелось ответить: «Да, потому что так ты делаешь постоянно, хотя я всё ещё недоумеваю почему», но не стал дразнить Джо ещё больше, потому что это был бы явный перебор. Я просто нагло улыбнулся, заставив и её засмеяться. И стена упала. Я едва ли не физически ощутил это. Душа стиха воспела, испытывая облегчение, что не было полноценным из-за отягощающего чувства вины из-за Джонни. И всё же Джо снова была на моей стороне. Мы снова были прежними.
— День выдался тяжелым. Тебе нужно поспать, — тон Джо снова принял командный тон, хранящий в себе в то же время заботу. Я проводил девушку к дому едва только начало темнеть. Час ещё был слишком ранний, но мы оба были измучены этим днем.
— Да, не помешало бы, — я опустил голову вниз, одолевая внутри себя нежелание отпускать Джо. Мне не хватало её, как и всякий раз, когда мы были в ссоре. И этот раз не был исключением. Наверное, теперь я нуждался в ней в разы больше, как в человеке, который понимал, почему этот день был тяжелым. Я не намеревался рассказывать родителям о Джонни, посвящать их подробности того, почему мне было не всё равно, или объяснять, почему меня снедало чувство вины. — То, что ты рассказала, важно для меня, — я придержал Джо за руку, схватив ту налету, когда девушка намеревалась оставить меня.
— Это всего лишь часть моей истории, которую я не могу вычеркнуть, как бы сильно не хотела, — она скромно улыбнулась, пожав плечами в ответ. — В этом нет ничего важного.
— Ты ошибаешься. Это более, чем важно.
— Что же, расскажи мне тогда кое-что, что будет важно для меня, — её вопрос имел шутливый характер, но я не смог засмеяться, выдавив из себя лишь неуверенную улыбку. Первым пришло на ум разоблачение нашей с Нэнси дружбы, и это, наверное, было тем самым, в чем я не мог признаться Джо. Прошлое обжигало память. Я пытался забыть его (почти удачно, пока кто-то не напоминал о нем нарочно), но возвращался к этой истории раз за разом. Джо была права. Я не мог вычеркнуть Нэнси из своей истории, вообразив будто её там и не было, но мне хотелось этого так же сильно, как узнать о любви Джо ко мне. — Ты скучный, — девушка безобидно оттолкнула меня от себя, а затем засмеялась. Меня всё ещё удивляло, как эта правда не была ею ещё обнаружена.
Мы попрощались. Я медленно побрел домой. Хотелось курить и драться, но улица была пустой, как и карманы. Я не мог сделать даже этого. И с этим жалким осознанием я пролез в свою комнату через окно и уснул.
На следующий день я пропустил школу, направившись с утра из дома прямиком в больницу. Спокойно прошел к палате Джонни, не останавливаемый никем из персонала, сонного после ночной смены, что ещё не успела закончиться. Я испытывал нарастающее внутри волнение, сопровождаемое выпрыгивающим из груди сердцем и потеющими ладонями.
— Он ещё спит, — прежде чем я успел войти, меня остановила Лив. Двери в палату были чуть приоткрыты, и я даже сумел рассмотреть фигуру Джонни, храп которого был отчетливо слышен.
На ней не было лица. Женщина выглядела уставшей и совершенно подавленной. В руке она сжимала стаканчик с ароматным кофе. Казалось, только благодаря ему она смогла выдержать ночь на ногах, хотя подобное геройство не было кому оценить.
— Почему ты не с ним? — строго спросил я, словно обвинял её в том, что она не была в этот момент с мужем. Лив кивнула в сторону стульев, предложив расположиться там. Как только она села, её голова устало подперла стену, когда сама женщина закрыла на миг глаза. Я сел рядом.
— Он не хочет меня видеть. Проснулся в десять часов вечера и завопил, чтобы я убиралась. С тех пор я ошиваюсь здесь, — она окинула глазами пространство вокруг себя, будто на время оно стало её вторым домом.
Без лишних церемоний я спросил у неё, почему это произошло. Нехотя Лив рассказала обо всем. Её голос казался монотонным, сухим, она будто констатировала случившееся, словно так и должно было случиться, другого развития событий не предвещалось. И я ужасно разозлился на безразличие Лив к человеку, который любил её сильнее, чем собственную жизнь, раз уж решил избавиться её тогда, когда любимая женщина сообщила ему об измене. И я обвинял её в собственном чувстве вине, сжимающим болезненно горло от малейшего осознания того, что я знал обо всем достаточно продолжительное время, чтобы предотвратить, но не сделал ничего.