— Всё, что я понимаю, это то, что можно взять перерыв, а затем продолжать обманывать себя снова. А если это получается скудно, можно взять себя в руки и бросить всё, невзирая на последствия. Сменить дом, работу, людей вокруг себя.
Он рассмеялся в ответ на моим суждениям, видимо, посчитав их слишком наивными. С учетом того, что я не прожил и половины жизни, судить о подобном мне, наверное, было проще, но, тем не менее, я думал так на самом деле, питая и себя мнимой надеждой на то, что всё могло быть вот так просто. Джонни покачал устало головой, посмотрев на меня неизменно добрым, но полным тоски взглядом.
— Да ладно тебе, — обреченно вскинул в воздухе руками, сдаваясь перед грустными глазами. — Это того не стоит. Ничего и никто не стоят того, что ты сделал. Ты хороший парень, Джонни. И если мир будет так легко одолевать таких людей, то в нем не останется ничего хорошего, — что же, эта речь заставила его засмеяться вслух. Я не привык говорить хорошие слова, но мог не поскупится на честные слова людям, если те заслуживали их. И это оказалось приятным занятием, хоть и несколько утомляющим. Привыкший к молчаливым рассуждениям, я был совершенно плох в мотивации, особенно если это касалось продолжения жизни, в чем я ничего не мыслил. Угрюмый на вид, вечно ворчливый и замкнутый в себе семнадцатилетней парень, дающий жизненный совет тридцатилетнему мужчине — забавная картина. Маму это могло бы умилить, отца — повергнуть в шок.
— Спасибо, — только и ответил Джонни, выдавив слабую неубедительную улыбку. Я сделал всё, что было в моих силах. — Спасибо, — повторил он, взяв меня крепко за руку, отчего я шелохнулся. Это было больше, чем благодарность за вымученную речь, в которой едва было больше смысла, чем в предсказаниях из печенья. Казалось, его благодарность была более глубокой, чем это. И мне самому было приятно значить для кого-то достаточно много, чтобы этот человек искренне благодарил меня за это.
— Ты лучший человек, чем хочешь казаться. Твоя душа чистая и добрая, запятнана неопределенностью юности. Ты всего-то потерян, Фред, но ищешь то, что у тебя уже есть, — я даже не понял, как мы перешли к обсуждению меня, когда на больничной койке лежал Джонни. И я хотел бы понять, что он имел в виду, но не мог, потому что, очевидно, был слишком глуп для этого. Я не умел понимать недомолвки, разгадывать загадки или читать между строк. И моя озадаченность рассмешила мужчину ещё больше.
Я намеревался спросить его, что же он имел в виду, но в палату вихрем ворвался Райан, одно присутствие которого перекосило лицо Джонни. Он больше не выражал святую измученность, став злым настолько, что я даже удивился тому, что он умел испытывать подобное.
Райан не произнес и слова, растерянно стоял, переминаясь неуверенно с ноги на ногу, будто всё, что ему нужно было, это убедиться, что развернувшееся перед его глазами было действительностью. Он был причиной. Казалось, как и Лив, мужчина убеждал себя в обратном, но куда было скрыться от правды? Он начал разрушать Джонни едва ли не с самого первого появления, будто бы это было лишь дурацким соревнованием за одну жизнь, которую стремились прожить оба. Райан выбивал Джонни из колеи, забирая то, что ему не могло принадлежать, пока последний не сдался.
Я вскочил с места ещё до того, как один из них успел произнести хоть слово. Между ними будто точилось молчаливое противостояние, которое я намеревался прекратить. Я стал толкать Райана к двери, когда тот даже не сопротивлялся, хотя был в разы сильнее меня.
— Прости, — неожиданно выкрикнул мужчина, когда путающиеся между собой ноги покинули границы комнаты. Джонни не произнес и слова в ответ. Когда я обернулся, то заметил, как тот молчаливо отвернулся к окну.
— Что ты, чёрт возьми, делаешь? — взъелся я, продолжая толкать Райана руками в грудь и дальше, когда в палату Джонни снова проскользнула медсестра, которую по-прежнему не волновало, кем были все этим люди вокруг. — Убирайся отсюда! — я толкнул его снова, но Райан больше не двигался с места. Он смотрел будто сквозь меня. Это было странно.
— Господи! Какого чёрта, Райан? — Лив чуть было не уронила из рук бумажный стаканчик с кофе, за которым снова ненадолго отвлеклась. Я уступил ей место, когда она стала бранить мужчину в попытке достучаться до его здравого рассудка, но его разум, кажется, был занят другим.