И вдруг — Маса не поверил глазам — в зазоре между двумя ближайшими домами, один из которых уже вспыхнул, а второй еще нет, возникло несколько фигур. Нет, не белых — черных, но то явно были спасители. Они начали очень ловко и быстро крушить баграми и кирками еще не загоревшееся строение — чтобы замедлить распространение огня. Командовал ими кто-то высокий, с белой повязкой на голове — будто с нимбом.
Пожарные, это пожарные! Хоть кто-то в этом распавшемся мире думает не только о себе!
— Сюда! Пожалуйста, сюда! — закричал Маса.
Человек в повязке оглянулся, подошел. Вблизи стало видно, что это не пожарный. За поясом торчал танто в ножнах из кожи ската, на белой повязке алел солнечный круг и было написано «Хиномару-гуми». Раз «гуми» и короткий меч за поясом — это якудза. Маса припомнил, что во времена его юности в Токио был клан с названием «Хиномару». Должно быть, расширил территорию или вообще перебрался в Иокогаму.
Предводитель был молод, статен, густобров и горбонос — такому впору играть героев на сцене Кабуки. Он присел на корточки, попробовал сдвинуть обломок стены, покачал головой, крикнул своим:
— Эй, все сюда!
Подбежали остальные. Вожак скинул куртку с той же надписью, что на повязке. Тело у него было поджарое, мускулистое, всё в затейливых разноцветных татуировках. Самая большая — усатый единорог Кирин, поборник справедливости и враг всяческой неправды.
— Двое — упритесь ломами! Саперную лопатку мне!
Полез под руины. По камню заскрежетал металл, балка чуть дрогнула.
— Поднимай!
Минуту спустя расцарапанную, но в остальном вполне целую старуху вытащили из ловушки.
— Благодарствуйте, господин Сандаймэ, — поклонилась она спине с Кирином — чудесный спаситель уже удалялся. Его люди вернулись доламывать соседний дом.
— Кто это? — спросил Маса.
— Вы наверно нездешний? Это Сандаймэ, оябун нашего иокогамского клана «Хиномару».
«Сандаймэ» означало «третий в роде». Стало быть горбоносый молодец унаследовал свой возвышенный статус от отца и деда. Этим, видно, и объяснялась его молодость.
— Что ревешь? — накинулась свирепая старуха на мужа. — Бежим отсюда, идиот, пока не сгорели!
Она уволокла своего подкаблучника, а к Масе пристала мисс Турнип.
— Кто эти святые люди? Монахи?
— Это якудза. Настоящие якудза, — ответил Маса, гордясь своим происхождением.
— Скажите им, что я хочу остаться с ними. Я им пригожусь. На войне я работала в лазарете сестрой милосердия. Переведите!
— Дорогая мисс Турнип, якудза — это не монахи, это бандиты, — объяснила ей Наоми. — От них лучше держаться подальше.
— В Писании сказано: «Кто о ближних своих более, чем о себе, помышляет, с тем и Бог», — ответила на это миссионерша. — Желаю вам благополучно найти дочь, миссис Тревор. Я остаюсь.
Она решительно направилась к оябуну, еще издали крича ему что-то на своем чудовищном японском. Маса искренне посочувствовал якудзе. Отвязаться от мисс Турнип им будет непросто.
«Вот ведь вроде бы глупая, несносная курица, — думал он, уводя Наоми подальше от огня, — а сказала самое главное. Хорошие люди отличаются от плохих только тем, что о других заботятся больше, чем о себе. Значит, мисс Турнип хорошая? Хм. Однако чему удивляться? Разве новость, что хорошие люди могут быть очень неприятными, а плохие — очень приятными и что с первыми часто тяжелее, чем со вторыми?»
С Главной улицы они повернули на улицу Одавара, пока нетронутую пожаром, и, пробежав квартал, снова двинулись к речке, но и тут дорогу преградил огонь — проклятый ветер все время менял направление. Навстречу опять бежала охваченная паникой толпа, пришлось поворачивать обратно. «Наверх! Наверх! — кричали люди. — На холм Сэнгэн! Там безопасно!»
Стадо с топотом пронеслось мимо. Хотел бежать за всеми и Маса, но опять увидел такое, что застыл.
На пустом тротуаре в покосившейся инвалидной коляске сидел старик Должно быть, отлетело колесико, и калеку бросили.
— Куда вы опять? — крикнула миссис Тревор.
Но Маса уже бежал назад. Вид неподвижной фигуры его поразил. Старик был не японцем, а европейцем, причем несомненно русским. Это было видно по интеллигентской бородке, по пенсне, по холщовой панаме, в которой бывало сиживали на подмосковных верандах дачники. Из газет Маса знал, что в Иокогаме немало русских эмигрантов, ожидающих визы в Америку и Австралию, так что в самом факте ничего удивительного не было, но на фоне горящей японской улицы этот чеховский персонаж выглядел фантастично — будто в машинерии бытия что-то сдвинулось и перепуталось.