— Ну, ты и соня все-таки! Я уж думала, не идти ли тебя будить. С добрым утром.
— С добрым утром, родная! Вот, кажется, в порядке все, да? Ты уже и улыбаешься. Вот такую я тебя люблю.
Вера, наклонив голову набок, чуть прищурив ясные голубые глаза, глянула с лукавинкой.
— Я буду все время улыбаться. Возьмешь?
Иван развел руками. Девушка рассмеялась:
— Ну, ладно-ладно, поезжай холостяком.
— Ну что ты решила? Иван был удивлен и, чего греха таить, чуть-чуть уязвлен столь разительной переменой в Верином настроении.
— Я напишу тебе.
— Но что же здесь писать? Ты решила что-то или нет?
— Нет-нет еще. — Быстрым знакомым жестом, означавшим решительность, она отбросила свалившуюся на лоб золотую прядку. — Меня заставляешь терпеть — терпи и сам. Сказала — на-пи-шу!
Появилась Клава. Не глядя на Веру, подошла к Гладких.
— Доброе утро, Иван Михайлович. Будем собираться?
— Готов-готов. С добрым утром. Познакомься, — он запнулся, не зная, как представить Веру. — Моя жена, — выговорил он наконец.
Клава, пряча глаза, наклонила голову. Вера почему-то расхохоталась.
— Это он явно преувеличивает. Совсем еще не жена.
Клава крутнулась на одной ноге и уже на бегу, тоже смеясь чему-то, крикнула:
— Побежала ребят тормошить. Торопитесь!
— В ожидании твоего письма мне предстоят очень трудные дни, Вера.
— Ничего. Долг платежом красен.
— Я, как приеду на место, сразу же тебе открытку отправлю или, еще лучше, телеграмму. А ты уж, пожалуйста, отвечай, — сказал Иван просительно.
— А куда?
— Я же сказал, что сразу сообщу.
— Вот я и спрашиваю, куда ты писать будешь?
— То есть, как это — куда? К маме, конечно.
— Ну, хорошо-хорошо. Договорились. Только знаешь что, не пиши сразу. Я в пути задержаться могу и боюсь, что письмо твое меня опередит и мама переполошится зря. Она же думает, что мы вместе.
— Ерунда какая! Где это ты можешь задержаться?
— Мало ли. Погода, билеты… В общем, ты не торопись, ладно?
Иван пожал плечами.
— Ладно. Но весной ты приедешь?
— Спишемся.
Так с этим «спишемся» и уехал Иван на аэродром в настроении смятенном и растерянном. Вероятно, только этим и можно было объяснить, что он поделился с подсевшей к нему в автобусе Клавой.
— Ну и зря, — с присущей ей прямотой заявила Воронцова, — надо было, чтобы ваша невеста с нами поехала.
Не поняла, значит, и Воронцова, что действительно все не так просто…
Радостный вопль Вити Прохорова: «Снижаемся, снижаемся!» — отвлек Ивана от его нелегких дум. Тундра встречала новоселов разливом электрических огней. Постепенно разряжаясь и наконец совсем растворясь в непроглядной темени со стороны тундры, у моря они обрывались сразу, резко очерчивая береговую линию.
Самолет стало потряхивать на воздушных ухабах.
— Совсем как на земле, — заметил Карташев. — Едешь себе, едешь по трассе — дорога, как полагается. К поселку подъезжаешь — обязательно тряска начинается. Колдобины, гребенка, ямы. Словно именно здесь, у поселка, и смотреть за ней некому. Точно так и в воздухе. Сколько ни летаю, обычное дело — к аэродрому подлетаешь, — как по вывороченным булыжникам, тарахтишь.
Навстречу самолету летели две пунктирные трассирующие линии огней посадочной площадки. Легкий толчок, еще один, еще, короткая пробежка и — сразу же ударившая в уши тишина.
— Ну вот, — отрываясь от иллюминатора, поднялась со своего места Клава, — мы и приехали. Здравствуй, тундра!
13. Санный путь
— А ты не спеши, дочка, — поправил девушку Семен Павлович. — Это еще не тундра, а парадный подъезд. Тундра впереди, как полагается.
И действительно, их более близкое знакомство с Заполярьем началось лишь спустя несколько дней, когда был сформирован тракторный санный поезд из трех мощных восьмидесятисильных машин, впряженных в огромные сани-волокуши. Они-то и должны были доставить людей, оборудование и материалы к месту расположения будущего горного участка. Предстоял трехдневный переход по заснеженному бездорожью в глубину тундры, туда, где, растворившись во мгле, исчезали зажженные человеком огни, где разжечь их предстояло им, комсомольцам-новоселам.
В районном центре к группе Гладких присоединилось еще человек десять горняков, добровольцев с близлежащих предприятий. Среди них внимание Ивана привлек высокий худощавый парень, горный мастер с прииска «Арктический».
— Анатолий Волков, — представился он, когда Гладких зашел к ним в комнату поселковой гостиницы, принявшей на несколько дней новоселов. Представился таким тоном, как будто именем своим и фамилией все сказал.