Но уже через мгновение Клеменси вернулась к суровой реальности. Она вспомнила умирающего отца, вспомнила его ненависть к Ленарду Рейнеру. Отец назвал его «расчетливым, жестоким, безжалостным». Эти слова отдавались сейчас в ее мозгу, как удары гонга, и звучали горьким упреком. Клеменси почувствовала себя бесконечно виноватой перед отцом, а страсть, которую всколыхнул в ней Ленард, расценила как предательство по отношению к памяти отца.
Она оттолкнула Ленарда, бросив ему в лицо:
— Не знаю, как я оказалась в твоих объятиях, но с моей стороны это было большой ошибкой!
— А я получил от нашего поцелуя большое удовольствие, — услышала Клеменси дерзкий ответ.
— Не думаю, что такое же удовольствие испытала бы твоя подружка, если бы узнала об этом инциденте, — не сдавалась она.
— У меня нет никакой подружки, — парировал Ленард. — К тому же моя личная жизнь не должна никого касаться.
Клеменси нахмурилась. Она точно знала, что Ленард встречался с Беатрис Винчелли. Они были знакомы уже полгода, и многие полагали, что скоро для этой пары зазвенят свадебные колокола.
— А как насчет Беатрис? — спросила Клеменси.
— Между Беатрис и мной все кончено.
— Но я полагала… Все полагали, что вы с ней собираетесь пожениться.
— В наших краях многое воспринимается всеми как нечто само собой разумеющееся, — сухо заметил Ленард. — Но в данном случае для домыслов нет никаких оснований: я окончательно порвал с Беатрис.
— Ты расстроен? — с ноткой сочувствия спросила Клеменси, для которой эта новость явилась полной неожиданностью.
Его губы скривились в усмешке.
— С какой стати? Или ты хочешь пожалеть, подбодрить меня? Еще несколько таких поцелуев — и я, возможно, действительно почувствую себя лучше, даже чертовски хорошо.
— Не паясничай! — оборвала его Клеменси.
Ее сердце забилось сильнее. Свободен он теперь или уже завел новую женщину — это неважно, пыталась она внушить себе. Меня это не интересует.
И все-таки ей трудно было забыть блаженство, которое она испытала, оказавшись в объятиях Ленарда.
— Полагаю, тебе пора возвращаться домой, — отвернувшись, буркнула Клеменси.
— Что ж, если ты того хочешь… Надеюсь, ты веришь, что я действительно никогда не стремился обанкротить твоего отца?
Клеменси промолчала. Она была сбита с толку, напугана и как никогда чувствовала себя одинокой.
— Хочу сказать тебе еще об одном, — снова обратился к ней Ленард. — Я могу подождать с возвращением долга. Заплатишь, когда сможешь. Я не устанавливаю никаких сроков.
Клеменси резко обернулась к нему и воскликнула:
— Это невероятно! Всего несколько месяцев назад я умоляла тебя продлить срок выплаты, но ты категорически отверг мою просьбу. А теперь, когда отца нет в живых, набрался наглости спокойно заявить мне, что готов ждать сколько угодно!
— Я хочу помочь тебе.
— Слишком поздно хватился! — В ее голосе вновь зазвучали негодующие нотки. — И ты об этом прекрасно знаешь, черт возьми! Мне не нужна твоя благотворительность, Ленард. Все равно она не спасет меня от разорения. — Клеменси грустно улыбнулась. — Видишь ли, когда скатываешься с горы, то возникает так называемый «эффект пирамиды». Если ты не выплатил вовремя один долг, тут же начинают «наезжать» друг на друга последующие долги… Затем кто-то потребует вернуть долг немедленно, и тогда воздвигавшаяся тобой в течение многих лет пирамида начнет рассыпаться. — Клеменси бросила на него испепеляющий взгляд. — В моей пирамиде осталась последняя плита опоры — аукцион. Я должна как можно быстрее продать усадьбу, иначе доброе имя моей семьи будет опозорено. Твое предложение помочь мне еще немного продержаться на плаву ничего не меняет. Мне нужна была помощь несколько месяцев назад… А теперь она мне нужна как мертвому припарки.
Ленард развел руками.
— Я не предполагал, что все закрутится с такой быстротой. Ты разговаривала с банком?
— Да, и мне настоятельно порекомендовали не тянуть с аукционом. Я не должна терять ни минуты.
— А не лучше ли тебе распродавать все по частям, а дом сохранить за собой? Я мог бы, к примеру, купить какую-то часть твоих угодий.
— Не сомневаюсь. — Она пронзила его взглядом. — И какую же часть моих угодий ты держишь на примете?
Он пожал плечами и равнодушно сказал:
— Как, например, насчет того куска, который прилегает к моему участку?
— Ты имеешь в виду тот отрезок земли, где единственный в усадьбе источник воды? — Ее голос задрожал от возмущения. — За мои владения и так много не дадут, а без воды земля и цента не будет стоить.