В пять утра он проснулся от того, что в дверь аппаратной кто- то настойчиво стучал. Его разбудила женщина- контрактница, испуганно сообщившая, что опять пропущен сигнал. Девушка так расстроилась, что заплакала. По ее виду он понял, что эта ошибка оказалась еще более серьезной, чем предыдущая.
Когда девушка ушла, он написал записку с признанием, что именно он допустил ошибку в работе и просит никого другого не наказывать, снял брючной ремень и повесился на перекладине стойки аппаратуры.
Смирнов слушал солдата очень внимательно. Он пытался найти в его рассказе нестыковки, неточности, любое, что могло бы позволить выявить неискренность. Он внимательно следил за выражением лица собеседника. И этому имелись весьма веские основания.
Обычно, Александр по ходу беседы заполнял протокол. Сейчас изменил этому правилу, стараясь как можно лучше разобраться в произошедшем. Изучая материалы уголовного дела, он очень внимательно ознакомился с материалами, характеризующими личность солдата. К этому времени, по его поручению уже отправился по месту жительства до призыва потерпевшего офицер, причем, которому Смирнов доверял. Пока подтверждений психических отклонений, о чем упорно свидетельствовали представленные ему материалы проверки, он не находил.
Большую часть свидетелей Смирнов уже допросил. Как и следовало ожидать, «рука» командования уже сильно ощущалась. Свидетели очень неохотно шли на контакт и по большей части откровенно лгали. Будучи опытным следователем, Александр сразу изъял всю имеющеюся документацию из шифровального отдела, упаковал ее в ящик и передал на ответственное хранение в секретную часть дивизии. Начальник секретной части доверия не внушал но, Александр искренне надеялся, что тот вряд ли решиться самостоятельно вскрывать опечатанный ящик и фальсифицировать документы, хотя, к моменту изъятия ушлые командиры уже основательно ее подчистили. Оставалось надеяться, что не все, и при внимательном ознакомлении с документацией, факты фальсификации удастся доказать.
Наконец солдат устало замолчал. Александр задал еще несколько уточняющих вопросов и переместился за стол оформлять протокол.
Солдат явно нервничал и когда получил протокол для ознакомления, вдруг заявил, что Смирнов допустил много неточностей. Уточняя, что именно не понравилось потерпевшему, Смирнов вдруг поймал себя на мысли, что боец занял позицию «и Вашим и нашим». Постепенно, услышанный рассказ превращался в нечто, весьма отдаленно напоминавшее услышанное Александром. Кроме этого, именно теперь содержание протокола стало противоречивым и непоследовательным.
Такое его категорически не устраивало. Дело в том, что при расследовании такой категории уголовных дел требовалось, что бы потерпевший однозначно определился с тем, чего именно желает добиться. Или наказания виновных, или максимальной материальной выгоды. Метание из стороны в сторону приводило, как правило, к «нулевому» результату. То есть, виновный избегал привлечения к ответственности, а осознавший что его обманули потерпевший, начинал судорожно писать во всевозможные инстанции жалобы о том, что следствие проведено недостаточно грамотно и объективно. На что же еще ему жаловаться? Ведь не на себя же любимого, собственную жадность и трусость.
Вот и сейчас, разговаривая с солдатом, Смирнов так и не мог определиться с вопросом, а как же именно ему поступить. Сложившаяся обстановка позволяла откровенно заволокитить дело, позволить потерпевшему «срубить» по максимуму, и благополучно избежать негативных оценок его работы со стороны вышестоящих прокуроров. А потом можно и прекращать дело. Благо, что фактически, он добро на такое получил.
Так и не решив как поступить, Смирнов заставил солдата сформулировать ответы на интересующие его вопросы и скрупулезно изложил их на бумаге.
Полученный результат разочаровывал, но он пока решил не давить на потерпевшего. Покидая палату, он попросил солдата подумать, посоветоваться с мамой, чей приезд ожидался к вечеру, а потом уже озвучить свою окончательную позицию.
Выйдя в коридор, Смирнов сразу отправился в кабинет начальника отделения но, как и предполагал, последнего там не оказалось. Неведомые срочные дела заставили врача покинуть свое рабочее место в явно неурочное время, так как именно сейчас ему предстояло проводить обход.
Смирнов вызвал старшую медицинскую сестру и потребовал от нее написать письменное заявление о том, что представитель органов следствия довел до нее требование запретить посещение потерпевшего ЛЮБЫМИ лицами, кроме его матери.
Естественно, это действовало только до того времени, как появиться начальник отделения и напишет аналогичную расписку, которую немедленно предстояло отправить нарочным в прокуратуру.
Бывалая женщина попыталась было «качнуть права», но Александр тут же позвонил по телефону начальнику госпиталя и потребовал от того или повлиять на строптивую работницу, или самому написать аналогичную расписку. Должностные лица в армии всегда являлись склонными к тихому саботажу требований военных прокуроров, но когда конкретное лицо ставилось перед определенным фактом под персональную ответственность, сразу проявляли отменную исполнительность и ответственность. После получения резкого выговора от начальника, женщина, пусть и всячески выказывая свое недовольство но, все таки, необходимую расписку написала.
Возвратившись в прокуратуру, Смирнов тут же оказался в кабинете начальника.
- Саша, что- то я не пойму твоей логики. Ты, что намерен делать?
- Пока не знаю Виталий Владимирович. Чес-слово. Терпила, честно говоря, явный маменькин сынок, абсолютно не предназначенный для армии, да и еще пока сам не определившийся в какую сторону качнуться. Как говориться «и хочется и колется и мамка не велит». Посмотрю, что он начнет петь, когда мамка евойная приедет. Решат срубить бабок и не «поднимать волну», так и будет. Мне все равно. Тем более, отцы-командиры уже отменно обработали свидетелей. Врут, сволочи, все поголовно.
- А зачем так круто взялся за дело. Замполит мне телефон оборвал после твоего запрета на общение. Напугал ты их здорово. После письменных расписок откровенно ссут за свою шкуру. Тем более, репутация у тебя явно кровожадная.
- Пусть ссут. Это на тот случай, если мама вздумает искать правду. Тогда эти меры вполне оправданы.
- Смори, смотри. Терпилы они бываю очень неблагодарные.
- Знаю. Но сразу скажу, что как только почувствую, что они с мамой только подумают изменить позицию, тут же откровенно похерю дело.
Утром следующего дня Смирнова в коридоре прокуратуры уже ожидала довольно пожилая сухонькая женщина в более чем скромной одежде. Усевшись на предложенный ей стул в кабинете следователя, она еще долго вздыхала и не спешила начать разговор.
Александр, в свою очередь, так же не спешил. Пусть скажет, чего хочет, без наводящих вопросов. Наконец, женщина решилась.
- Вы прокурор, который будет расследовать дело в отношении моего сына?
- Я следователь прокуратуры и действительно буду расследовать уголовное дело, возбужденное по результатам проверки по факту попытки суицида Вашим сыном. Только не в отношении него. Вашего сына никто ни в чем не обвиняет. Наоборот, Закон обязан защитить его права. Конечно, если он сам этого пожелает.
- Я разговаривала с офицером части, и он мне поведал, что мой сын сам во всем виноват. Но, командование части не хочет лишнего шума вокруг этого происшествия и готово не предъявлять к нему претензии, а так же, оказать нам материальную помощь. Что Вы посоветуете?