- Привет, Джон, почём красота-культура? - спросил Джим.
- Привет. Сколько не жалко, - пряча глаза, ответил омега. Было ужасно стыдно, что лощёный Мориарти видит его в столь бедственном положении.
- Беру всё, - Джим вытащил из кармана самую крупную купюру, бывшую в обращении, и небрежно кинул её на прилавок.
- Мне подачек не надо, - вспыхнул Уотсон.
- Дураком родился, дураком помрёшь, Джонни. Неужели до сих пор не понял одну простую истину: «Хочешь жить – умей вертеться»? – бета выглядел донельзя довольным собой. – Зря морду от меня воротишь. Я ведь мог бы по старой дружбе взять тебя под крыло и навсегда избавить от нужды, если ты согласишься переехать ко мне.
- Я уже говорил тебе, что я замужем, - отчеканил Джон, выделяя каждое слово. Он прекрасно понимал, что кроется за столь щедрым предложением. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке. За всё в этой жизни приходится платить. Только порой расплачиваться приходится не деньгами, а своим телом и своими принципами.
- Вот только твой муж погиб, так что нет больше смысла блюсти ему верность, изображая из себя святошу, - Мориарти скорчил постную физиономию.
- Он не погиб, а пропал без вести, - возразил Джон. Произнося эти слова, он и сам на секунду поверил, что Шерлок жив, а то страшное письмо пришло по ошибке.
- В военное время это практически одно и тоже, - сказал, словно вылил ушат ледяной воды на голову, Джим.
- А я предпочитаю верить, что он жив и когда-нибудь вернётся ко мне, - заупрямился Уотсон.
- Блажен, кто верует, тепло ему на свете, - издевательски пропел Джим. – Ну да ничего, это поддаётся лечению. Реальность кусается. Вскоре ты передумаешь и сам приползёшь ко мне, умоляя трахнуть тебя, а я, возможно, буду не столь добр, как сегодня. Могу я забрать свои покупки?
- Покупки – да, меня нет, - ответил Джон, укладывая пластинки в холщовую сумку.
Мориарти ушёл, ухмыляясь. Он мог бы скрутить Джона в бараний рог прямо сейчас, но это было бы неинтересно. Забавнее было поиграть с ним, как кот с мышкой, и продлить удовольствие. Ведь потом, когда у Джона начнётся течка, и он сам придёт к нему, долгожданная победа будет намного слаще. Джим с детства играл в эти игры с Джоном, но теперь он доведёт игру до победного конца, и на сей раз всё будет по-взрослому.
После ухода Джима, Джона ещё долго трясло от ярости. Однако был в этом и положительный момент – он больше не чувствовал пробирающего до костей холода. Короткий день уже близился к завершению, когда Уотсон покидал рынок. Он купил банку тушёнки и целую краюху хлеба, и у него оставалось ещё немного денег. Джон как раз размышлял над тем, что ещё стоит на них купить, круг макухи или немного пшеничной крупы, когда его остановил вопрос старого цыгана, бродившего у рыночных ворот:
- Сынок, не подскажешь, как добраться до автовокзала?
- Сначала идите направо, на перекрёстке поверните налево и идите прямо по улице, пока она не упрётся в подвесной мост… - Джон встретился взглядом с цыганом, и тут же попал под гипноз его громадных карих глаз.
- Ох, сынок, вижу, горе у тебя. Кто-то близкий недавно умер и кто-то надолго потерян.
- Потерян? – переспросил Джон, облизывая обветрившиеся губы. – Кто именно потерян?
- Позолоти ручку, яхонтовый, - потребовал цыган, - может, ещё что смогу увидеть.
Джон машинально снял с пальца обручальное кольцо и положил его в заскорузлую ладонь старика.
- Жив он, жив, соколик твой ясноглазый. Но крылья ему подрезали. Нескоро сможет он взлететь, - затараторил вымогатель, который был прекрасным психологом. Стоило цыгану нащупать у человека слабинку, дальше он мог манипулировать им как угодно, выманивая деньги и драгоценности в обмен на сомнительную информацию и призрачные надежды.
- Да не томи ты, говори яснее. Что с ним случилось? – сердце Джона затрепетало от невозможной, но такой желанной надежды. И пусть говорят, что надежда – глупое чувство, а ожидание – удел слабых, но если это помогает выжить, то Джон будет ждать и надеяться.
- Позолоти ручку, - снова потребовал всё больше наглеющий цыган и скривился, увидев на своей ладони не золото, а смятые купюры.
- Тёмная это история. Вижу лишь всполохи огня в темноте и твоего суженного. Не время вам ещё встретиться, мешают вам злые люди. Но ты жди, яхонтовый мой, - цыган, не разрывая зрительного контакта, стал пятиться от Джона.
- Постой, так всё же, что именно с ним случилось?
Но мошенник, подслушавший обрывки разговора Джона и Джима, уже улепётывал со всех ног, унося свою добычу. Джон не сразу смог сдвинуться с места. Только через несколько минут, когда морок рассеялся, он понял, какую глупость совершил, лишившись денег и обручального кольца. Зато в его сердце укрепилась надежда, что Шерлок жив. Иначе, почему тогда ему самому удалось выжить без своего истинного?
Джим просчитался. Джон не пришёл к нему во время очередной течки. Предчувствуя её начало, перед Рождеством Уотсон поменялся сменами с напарником, чтобы иметь возможность отлежаться дома и перетерпеть охватывающий тело озноб и нестерпимое желание. На этот раз было ещё хуже, чем летом. Джон метался на кровати в полубеспамятстве. Его попеременно кидало то в жар, то в холод. Возможно, он и отправился бы на поиски альфы, но у истощённого организма не было сил даже на это. На случай, если он всё же сорвётся, Джон заранее купил на рынке несколько презервативов, которыми снабжали немецких солдат для предотвращения венерических заболеваний. В один из презервативов он затолкал скрученную ниткой губку, и пытался удовлетворить себя этим нехитрым приспособлением. Вот только передышки после таких эрзац-оргазмов были недолгими, и ему приходилось вновь и вновь таранить свой истекающий смазкой анус самодельным приспособлением. Однако рано или поздно всё заканчивается. Закончилась и течка, оставив после себя смертельную усталость и чувство гадливости. Теперь Джону было стыдно, что брат, спавший на соседней кровати, всё видел и слышал. Зато он был горд тем, что ему удалось пережить этот сложный период самостоятельно и не стать лёгкой добычей для какого-нибудь альфы или беты, и уж, тем более, Джима Мориарти. Рано обрадовался…
После праздников Нэд, получавший как неработающий меньший паёк, отдал Кристофера в садик, а сам вернулся на хлебозавод. Только теперь он работал в цеху, где выпекали хлеб, ведь никаких пирожных и тортов сейчас не выпускали. Ему приходилось носить тяжёлые поддоны, дурея от запаха свежеиспеченного хлеба, зато он получал теперь больший паёк и имел возможность осторожно, когда никто не видит, стянуть немного муки или теста. Правда, потом приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы спрятать всё это, пересекая проходную, ибо, если бы его уличили в воровстве, ему бы не поздоровилось.
Но пока нездоровилось лишь маленькому Крису. Измотанные работой Нэд и Джон не сразу обратили внимание на покашливание и учащённое дыхание ребёнка. Всполошились лишь тогда, когда у него начался жар. Случилось это тогда, когда ходивший по дворам в поисках заработка фотограф уговорил их сделать семейное фото. Нэд уселся на стул с витой спинкой у трюмо в гостиной и посадил на колени ребёнка.
- Так, папочка, поцелуйте ребёнка, - скомандовал фотограф.