Шерлок не хотел спешить, он изо всех сил старался продлить прелюдию, чтобы насладиться каждым мигом их близости, но его хватило ненадолго, потому что в запахе омеги появились новые, будоражащие кровь нотки. И вскоре альфа набросился на своего истинного, как изголодавшийся зверь. По сути, он и был таким зверем.
До утра они пробыли в сцепке, покрывая друг друга поцелуями, больше похожими на укусы. Они никак не могли насытиться друг другом после столь долгой разлуки. Но всему на свете приходит конец, и выбившиеся из сил супруги уснули, сплетясь руками и ногами. Как здорово был сквозь сон ощущать тепло прижавшегося к тебе родного человека, как спокойно и уютно становилось оттого, что рядом с тобой кто-то спокойно и глубоко дышит…
Счастьем был каждый миг: глоток свежей воды из крана, вкус только что купленного хлеба, ломти которого, полив растительным маслом и посыпав солью, они уминали, улыбаясь друг другу, восхищение Джона тем, что Шерлок может смастерить из любого хлама нужную в хозяйстве вещь, игры с сынишкой, их неспешные прогулки к реке, катание на качелях в парке… Из всех этих мелких бытовых деталей и складывалось огромное счастье Шерлока Холмса, который по глупости душевной не хотел возвращаться к семье, но всё же вернулся. Джон нашёл его, сделав окончательный выбор. Теперь Шерлок был уверен в том, что омега любит его, а не просто подчиняется воле родителя и сложившихся обстоятельств. Джон озарял его жизнь своим внутренним светом. Омега многое успевал: и работать в больнице, и хлопотать по хозяйству, и возиться с сынишкой, и одаривать Шерлока своим теплом и лаской. У Джона хватало сил на всё, потому что теперь рядом с ним снова был Шерлок, и не было ничего, что было бы им не по плечу.
В саду сгущались сумерки. Джон и Нэд убирали со стола посуду после празднования новоселья Найтов. Вот помоют посуду, а после заварят крепкий ароматный чай, который прислал Майкрофт. Настоящий чай, а не ту безвкусную бурду, которую они пили в войну. Большая часть гостей уже разошлась. Уклюкавшийся на радостях папа дремал в кресле-качалке на веранде, альфы курили в сторонке, обсуждая какие-то технические усовершенствования ватерклозета, а Эдди что-то увлечённо чертил на земле палкой. Похоже, решал заданную в школе задачку. После обеда Нэд маялся изжогой, а Джон вдруг почувствовал, что его замутило. Подозрения, что он снова в положении, появились у Джона ещё неделю назад, а во время застолья превратились в уверенность. Потому что ему совершенно не хотелось чудной сливовой наливки, которую он раньше очень любил, зато тянуло налопаться квашеных помидорчиков и посыпать чёрным перцем залитый киселём пудинг. Иногда любовь творит чудеса. Как иначе назвать то, что рядом с его истинным гормональный фон омеги восстановился, и внутри него снова зародилась новая жизнь? И разве не чудо, что они с Шерлоком выжили в этой мясорубке, перемоловшей миллионы жизней, и снова вместе?
А ведь сразу после возвращения Шерлока обоим пришлось нелегко. То, что Шерлок не желал лишний раз показываться кому-то на глаза, было ещё полбеды. С этим удалось справиться, когда к ним в гости пришёл один из старших братьев-омег Джона с вернувшимся с фронта мужем, которому отняли изувеченную шрапнелью ногу. Шерлок тогда понял, что он далеко не в худшем положении, ведь он хотя бы может самостоятельно передвигаться. Когда он убедился в том, что соседи и знакомые не пялятся на его шрамы, то перестал бояться выходить из дома. Гораздо хуже было то, Шерлок, пристрастившийся после ранения к наркотикам и испытывавший без них абстинентный синдром, выражавшийся в приступах беспричинного беспокойства и раздражительности, умудрялся где-то достать дозу, и на некоторое время становился весьма довольным и общительным, после чего надолго впадал в прострацию. В такие моменты он становился чужим. Джон довольно быстро понял по расширенным зрачкам, перепадам настроения, тахикардии и потливости странно ведущего себя альфы, в чём дело. Душеспасительные беседы действия не возымели: Шерлок соглашался с аргументами Джона, но через некоторое время снова вкалывал себе очередную дозу.
Тогда Джон сменил тактику и после того, как Шерлок в очередной раз сорвался, уложил его спать на узком и чересчур коротком для длинноногого супруга диванчике в гостиной. Отлежав себе все мослы[1] и замёрзнув без уютно сопящего Джоника под боком, Шерлок понял, что без морфина он сможет прожить, а вот без Джона в своей постели – нет, и дал себе зарок завязать. Однако это оказалось почти невыполнимой задачей. Потому что без привычной дозы морфина он испытывал приступы жесточайшей тоски и отчаяния, его тошнило, всё тело ломило так, что казалось, легче вновь упасть с крыши, чем вытерпеть это. Но Шерлок был упрям, как осёл, поэтому терпел, даже не пытаясь прибегнуть к обычной в таких случаях у наркоманов замене – атропину, полученному из листьев белладонны или дурмана. Хотя этого добра на окраинах городка было завались… Помогла ему в этом недюжинная воля и способность к предельной концентрации. Шерлок умел переключать внимание с мучений, присущих телу, на научные проблемы, казавшиеся неразрешимыми ведущим учёным страны. За время ломки он сделал пару открытий, достойных Нобелевской премии, ну и кое-чего ещё по мелочи. Продержавшись без морфина пару месяцев, Шерлок понял, что ему удалось преодолеть сию пагубную зависимость.
Джон заметил, что младший брат сегодня тоже воздерживался от спиртного и налегал на соления. Неужели он тоже носит ребёнка? Тогда их детки будут ровесниками. Нэд не удержался и стянул из сахарницы кусок рафинада и сунул его за щёку. Если после еды пососать сладенькое, то изжога отпускала. Жаль только, что сладенького было не достать. Ну да ничего, Генри соорудил два улья, и пчёлки вовсю гудели вокруг них, принося с полей пыльцу и нектар, так что к зиме можно будет накачать немного мёда. Главное - благополучно пережить холода и выносить ребёнка, а потом, когда у них будет маленький, Генри оттает и будет о них заботиться.
- Какой у тебя срок? - поинтересовался Джон.
- Как ты догадался?
- Не забывай, что я всё-таки врач, к тому же, беременный врач.
- Ух-ты, вам удалось, несмотря на твой гормональный сбой! Я так рад за тебя!
- А ты не представляешь, как я рад, что у вас с Генри будет ребёнок! А как папа-то обрадуется! Ты ведь ещё не говорил ему?
- Нет, даже Генри ещё не сказал, - Нэд покачал головой. – Я боюсь, что что-то снова может пойти не так, и я опять потеряю ребёнка.
- Глупости это. Всё будет хорошо, - успокоил его Джон. - Я вот тоже пока никому ничего не говорил, потому что не был уверен. А знаешь, что нам сообщил Гарри, когда приходил к нам в последний раз? Он тоже носит ребёнка, так что у нас теперь беременное трио братьев.
- Но у него же муж без ноги, – удивился Нэд.
- Дурное дело – нехитрое, и ноги для того, чтобы заделать ребёнка, не нужны, - рассмеялся Джон. – Ну что, может, и мы обрадуем папу?
- Эх, ладно, - махнул рукой Нэд. – Всё равно это скоро станет заметно.
Для света и тепла Шерлок развёл костёр рядом с деревянным столом у дома. Поленья весело потрескивали, посылая вверх множество мелких искр, пламя заставляло тени причудливо плясать, накидывая покров таинственности на хорошо знакомые лица. Генри сходил к ульям и вернулся с наполненными мёдом сотами. Омеги заварили чай в громадном фарфоровом чайнике и отправились расталкивать папу:
- Эй, дедушка, готов к увеличению поголовья внуков? Через полгода два новых младенца не дадут тебе спать по ночам, - сказал Джон.
- Мои дорогие, вы дарите мне счастье и вторую молодость, - только и смог сказать, обнимая сыновей, их престарелый родитель.
Комментарий к Эпилог
1 Мосол (прост.) кость, преимущественно бедренная, а также — вообще выступающая кость.