Выбрать главу

Примечания автора:

История вторая.

В главной роли Нинка-попаданка

====== Глава 1 ======

Васюня, блять!!! Васятка!!! Василёк!!! Тьху… Вот как можно взрослого половозрелого мужика ТАК называть?! И ведь не одернул ни разу, наоборот, лыбился, как дебил, на мои издевательства над его именем, говоря, что ему приятны «ласковые» прозвища. Ласковые?! Я стебалась, ожидая, что вот сейчас чаша его терпения переполнится, и он рыкнет на меня, наконец-то показывая мужской характер, до сих пор себя не обнаруживший. Укажет, так сказать, «бабе на её место». Ну, или хотя бы выкажет минимальное недовольство. Но нет! Молчал, улыбался и лупал глазками. Ну, а я… я не смогла заставить себя относиться серьезно к тридцати-с-хвостиком-летнему вЪюноше, который такое не просто терпел, а млел от этого. Какой, на хер, Василёк?! Как с таким в постель ложиться и детей делать? Да и в постели он, скорее всего, был бы именно таким «Васильком»! Тютя тютей! Признаю, сделала все, чтобы он сам бросил меня, пожалела его хрупкую психику. А он, подлец, с радостью воспользовался ситуацией, помахав мне на прощание культяпкой.

— Нинок, мы же останемся друзьями?

— Конечно, милый, НЕТ!!! — рявкнула, развернулась и ушла.

Ведь мне уже «не шешнадцать», давно нет. Я, если все-таки хочу семью и детей, не могу позволить себе разбазаривать остатки молодости. Я и так на этого «Васечку» потратила почти два месяца! А часы-то биологические тикают и тикают, не останавливаясь ни на секунду. А деток и мужа хочется. Хочется, чтобы было плечо, к которому можно прижаться в поисках тепла. Хочется спины, за которой можно укрыться от жизненных невзгод. Хочется хранить очаг и нянчить малышей. Хочется быть слабой и ведомой, а не тащить все на своем горбу — и лошадь и бык, и баба и мужик. Но, вместо настоящего МУЖЧИНЫ, попадаются инфантильные «Васечки», которые не желают быть опорой и поддержкой, а сами пытаются спрятаться за твою спину. Обидно, блять! Я же могла бы стать трепетной фиалкой, а жизнь заставляет быть кактусом.

И вот пришла я домой, брошенная «Васечкой», и такая злость меня взяла, что поняла — оставаться одной никак не вариант. В баре уже давно была припрятана бутылочка вина, привезла как-то по случаю из Амстердама, вот с ней я и отправилась в гости к Тоньке. Знаю, конечно, что ей нельзя, что у неё режим, но соревнования только недавно закончились, и один вечер для расслабления она могла позволить и себе, и мне. Мы же с ней с самого детства вместе, с одного горшка, так сказать.

— Опять? — Тонька мрачно оглядела мое усталое, злое лицо и распахнула шире дверь.

— Опять, — я прошла, стянула сапожки на четырехдюймовых каблуках с гудящих ног и прошлепала в гостиную.

— Кто на этот раз? — она оглядывала меня с высоты своего роста.

— Васечка… — выдохнула я, а Тонька только хмыкнула на это.

Она прошла на кухню и вернулась, правильно поняв наличие бутылки вина в моих руках, с двумя бокалами, коробкой конфет и мандаринами, оттопыривающими карманы на халате.

— И где ты их таких берешь, а? — Тонька крутила в пальцах тонкую ножку бокала. — То Васечка, то Петюня, то Веничек, то…

Она пощелкала пальцами, вспоминая имя.

— А, Максюша! Не имена, а клички! Не мужики, а заготовки!

— Это почти тост, — я усмехнулась и потянулась чокнуться к ее бокалу.

Все!!! Больше я о том вечере ничего не помню, фрагменты несвязные и… все…

М-мать! Как же холодно! Я обхватила себя руками за плечи и сжалась в комочек, пытаясь сберечь остатки тепла. Тонька совсем сдурела, что ли? Балконную дверь забыла закрыть? Прислушавшись к своим ощущениям, которые явственно указывали на то, что я лежу совсем не на диване, несмело открыла глаза. Ничего не понимаю! Засыпала вроде как у Тоньки дома, а очнулась? Вокруг меня шумел лес, а я лежала на траве, колючей, мокрой и холодной, кстати. Птички тихонько распевались перед занимающейся зарёй, а сквозь туман пробивались первые робкие проблески восхода. Красиво, конечно, но страшно так, что поджилки трясутся!!! Это, как это понимать?! Вообще-то у нас осень промозглая… как бы… Стуча зубами, я оглядывала местность. Все не так. Все не то. Даже воздух какой-то другой. Мысли метались по черепушке, как взбесившиеся пчелы. Чувства плавали от животного ужаса, до дурного храброго любопытства. То казалось, что все это качественные глюки, насланные амстердамским винишком, кто его знает, чего в нем ушлые голландцы понамешали. То думалось, что это потеря памяти. То сон… То явь… Я металась в этом сумбуре чувств, когда услышала тихий, но внятный голосок: «Чего задергалась? Подумаешь, переродилась! Я так вообще умер».

— Ты кто? — я озиралась по сторонам, пытаясь увидеть говорящего.

«Я-то? Я бывший владелец твоего нынешнего тела», — ехидно прозвучало прямо в голове.

Господи-и-и-и-и!!! Я вскочила с земли резвой кобылкой, осматривая себя. Руки… Руки точно не мои! У меня ногти длинные, лаком красным накрашенные — вчера только хищный маникюр сделала для расставания с Васечкой, а тут бледные короткие ноготки, розовые, с белыми полумесяцами у основания. Да и пальцы другие. Да и запястья тоньше, что ли. Я поддернула светлые свободные штанишки вверх и увидела маленькие босые ступни, изящные щиколотки, аккуратные икры, да и ляжки на ощупь были совсем не моими. Я вертелась юлой, осматривая себя, а голос в голове ехидненько так протянул: « В штаны загляни». Я и заглянула…

— А-а-а-а-а!!! — Мой голос разнесся эхом по лесу. — Сука! Я мужик!

«Допустим не мужик, а омега», — возник комментарий в голове.

— Кто? Мега?! Какая, к ебеням, мега?! — взвизгнула я. Быть мужиком, конечно, не очень-то и хотелось, но неизвестным науке «мегой» было совсем обидно. Хлопнула ладонью по груди и нащупала ребра, вместо привычной «двушки» — как есть плоскодонка!

«Не „Мега“, а ОМЕГА!» — поправил меня голос.

— Однохуйственно! У меня, блять, член! И это мне вообще не нравится!

«У тебя еще и простата есть, — мерзко хихикал в голове неизвестный, — а еще ты рожать можешь».

Допустим, родить я и раньше могла, и это меня не очень-то и пугало. А вот наличие неучтенных бубенцов между ног напрягало не по-детски. Я снова запустила руку в штаны, обхватив ладонью хозяйство. Нет. Не привиделось. С силой дернув за член, едва не повалилась на землю от боли. Не сплю, судя по всему. Не сон… Истерика набирала обороты, грозя вылиться в паническую атаку. Я часто дышала, хоть и понимала, что гипервентиляция до добра не доведет. Скрутившись в тугой клубок, едва не сложившись пополам, с трудом восстанавливала душевное и физическое равновесие.

«Так, — строго прикрикнул на меня головоголос, хотя в тоне отчетливо были слышны смешинки, — времени у меня почти нет, так что отставить истерику и слушать внимательно. Ты омега, тебе восемнадцать лет, тебя зовут Антиль лан Хьяррвард. Ты младший брат главы клана, но, спешу огорчить, это ничего не значит. Омега — не родственник, омега всегда уходит в чужую семью, так что теплых чувств не жди. И да, ты отхватишь за побег из дома знатно».

— Стой-стой!!! Я ни хрена не запомнила, — от обилия информации, и той, что мне выдавал голос в голове, и той, что обрушилась на все мои органы чувств снаружи, кружилась голова.

«Разберешься по ходу дела, а мне пора. Будь счастлив… по крайней мере, попытайся… От себя же оставлю маленький подарок. Позже поймешь какой». И тишина: гулкая, страшная.

— Эй! Слышишь меня?

Но в голове больше не было ехидного смешливого собеседника, я осталась одна. С одной стороны это хорошо, потому, как голоса в голове верный признак шизофрении, а с другой — хреново. Где я теперь информацию добывать буду? Я даже имя толком не запомнила!

А заря тем временем набирала силу, разгоняя туман, позволяя разглядеть место, где я очнулась. Огромные высоченные деревья, казалось, держали небосвод на ветвях. Стволы были гладкие и лишь на высоте метров десяти-пятнадцати виднелись нижние ветки кроны. Я сидела на траве посреди небольшой поляны, окруженной густым кустарником. Хотелось подняться и пойти все пощупать и рассмотреть поближе, но я так замерзла, что тела почти не чувствовала. Когда поднимающееся светило окончательно разогнало туман и предрассветную мглу, я смогла… «Блять! Наличие члена, наверное, предполагает и то, что говорить о себе нужно в мужском роде. Видимо я здесь надолго, и будет выглядеть странно, если я все время буду сбиваться в разговоре на женский род». Мысль была здравой, хоть и отвлекла меня от созерцания местных красот. Но выживание, хоть и в чужом для меня теле, пока было в приоритете.