Выбрать главу

И все присутствующие подхватили хором:

На поминки, мой батюшка, на поминки, На поминки, батюшка, на поминки.

Старушка тоненьким голоском тоже подпевала, с трудом сдерживая икоту:

На поминки, мой батюшка, на поминки…

«Молодые» подошли к «попу» поближе, он велел им целовать «крест» из лучины. И после объявления «Пахома» и «Пахомихи» мужем и женой, «поезд» снова с бесовскими прискоками направился «домой», где уже разостланы были на полу тряпье и сено.

— Таперича ночь ночевать надоть, — хихикнула старушка, уже не обращая внимания на икоту.

А профессор снова воскликнул:

— Ну и Пахомушка-Петрушка, никогда такого не видывал!

Петр поискал глазами девушку-одуванчик и увидел в общей кутерьме, среди возбужденных, плутоватых, прослезившихся, азартных, раскрасневшихся лиц ее милое лицо, ее полуулыбку, смущенную и лукавую. Взгляды их встретились. Она хмыкнула, прикрылась ладошкой, потом легко отбросила за плечи пышные свои волосы и спряталась за каким-то гогочущим парнем возле дверей.

А посреди зала продолжалось, разворачивалось действие. «Пахомушка» и «Пахомиха» легли спать-ночевать на тряпье и сено. Да вот незадача — «молодуха» не головой легла к голове «супруга», а ногами. Ощупывает он, ищет голову «молодухи», а найти не может и кричит в отчаянии:

— Маменька, у невесты головы нет.

«Мать» отвечает ему жалостливо, с повизгиванием:

— Поищи хорошенько, должна быть.

«Пахомушка» ищет, старается, да находит лишь «Пахомихины» ноги в лаптях. Это у него получалось уморительно, с напускным ужасом, досадой и шумным пыхтением, под громкие советы всех вокруг. И снова «Пахом» взмолился:

— Маменька, ищу, и все нет!

Хохот, посвистывание были ответом на его жалобу. А когда провозились «молодые» без толку всю ночь, раздосадованный «муж» начал бранить «жену», честить ее за то, что она и «дельницы» — большие грубые рукавицы — надела каждую не на ту руку.

— Неуклюжая! — закричал «Пахом». — Бестолковая! Как без меня-то жить будешь? Вот уеду в город по делам, смотри у меня!

— Насмотришься за ней, мужикатой, — серьезно и строго проговорила старушка, наконец-то справившись с икотой. От смеха же и прошла ее морока. — Пока муж в работах, молодуха всякого прохожего ждет. Это уж как водится у нынешних.

— Сказка-то старая, — напомнил Петр.

— Сказка-то старая, да присказки новые, — отрубила старушка.

А «Пахом» бросил работу, собрал инструменты, приложил к губам руки рупором, закричал во все горло:

— Эй, перевозу! Трам-тара-рам!

И сейчас же «Пахомиха» приехала к нему на скамейке. Обнялись супруги, целуются. «Пахомиха» спрашивает:

— Здоров ли ты жил, имел ли работу, много ли заработал, не имел ли какой заботы?

— Я-то хорошо, — ответил «Пахомушка». — А ты как поживала? Тятеньку мово уважала, слушала ли маменьку, топила ли баеньку, запирала ли дверь на замочку? Спала ли всегда в одиночку?

— Все делала, как ты велел, Пахомушка.

А тот глядь на дерюги да на сено, видит, «ребенок» лежит — старый пиджак, перетянутый веревкой.

— Откуда у тебя ребенок?!

— Вот и поймал гулящую! — обрадовалась бабка, поддергивая платочек.

— Ребенок твой, — смело говорит «Пахомиха».

А муж оторопело:

— Как может быть мой? Я дома не ночевал!

— А ведь первую ночь я с тобой спала, — изворачивается, лукавит «Пахомиха».

— Врешь, безголова-неуклюжа! Откуда дитя? — И замахнулся грозно.

А «Пахомиха» смело:

— Откуда, откуда. Ребята сделали!

И расшумелись пуще прежнего все в клубе, стали искать меж собой отца ребенка. «Пахом» ярится, злее всех ищет. Натыкается на «прохожего человека», спрашивает грозно:

— Был у моей Пахомихи?

— Был, — лихо, с вызовом отвечает «прохожий человек». «Пахом» в отчаянии кричит, вопит на своих «родителей»:

— Что же глазели? Пахомиху не уберегли! — И ударил «родителей» «ребенком», а потом стал колотить скомканным, перевязанным пиджаком «прохожего человека»:

— Не ходи к чужой жене, не ходи к чужой жене!

Набросился и на «Пахомиху»:

— Не спи с другими, не спи с другими!

И до того разошелся, что стал бить всю «родню» свою и всех, кто рядом стоит. Со смехом и визгом побежали кто куда. На том завершилось представление.

— Поразительно, — сказал профессор, — нелепо, дико все закончилось, а смешно. Как быстро и смело реалии переходят в символику и наоборот. Трагедия, фарс, драма, комедия, цирковое трюкачество — все берет свое начало из таких вот народных гуляний да игрищ.