Но мне повезло: я и не до того дожила. Меня всегда терзает мысль, что до нашего времени не дожили ни Лева, ни Павлик.
А когда еще через два года во всю ширь развернулась «борьба с космополитизмом», первая открытая антисемитская кампания коммунистической власти, то одним из следствий ее было массовое увольнение из библиотеки евреев — но кроме коммунистов. Тут уж Петр Андреевич, при первых же симптомах этой кампании освободивший меня от поста своей заместительницы и снова назначивший Л.В. Сафронову, говорил с торжеством:
— Ну, кто был прав? Да, вы теперь не мой заместитель, но это пустяки. Зато вы по-прежнему здесь и делаете наше замечательное дело!
Но в нашем отделе изменившаяся обстановка все таки не очень ощущалась. Очевидно, руководство библиотеки было убеждено, что в нем хранятся только разные древности, не выходящие за пределы XIX века и не имеющие никакого отношения к той современности, информацию о которой следовало дозировать в соответствии с указаниями свыше.
Поэтому отдел существовал еще как «государство в государстве», по своим представлениям и правилам, хотя в нем хранилось немало материалов, содержание которых не совпадало с нормами официальной политики и пропаганды. Вскоре мы с этим столкнулись.
Пока же мы жили достаточно вольно. Все, что было отражено в хоть каких-нибудь учетных документах (например, в старинной инвентарной книге Музейного собрания) и каталогах, выдавалось без всяких ограничений. Никому не приходило в голову просматривать документы перед выдачей их в зал или бояться чего-либо связанного с этим. Боялись только появлявшихся время от времени комиссий Главархива. Но Петр Андреевич умел успешно справляться с их претензиями, а они, тоже считая нас, главным образом, «древниками», удалялись без больших скандалов (напомню, что архивная служба была тогда частью НКВД и архивисты носили чекистскую форму, — соответствующими были и порядки в государственных архивах).
Однако их претензии были в принципе справедливы: преобладающая часть фондов и, в частности, почти все собрания рукописных книг не имели описей и, значит, не должны были бы выдаваться. Разумеется, практически это было невозможно. Поэтому новый заведующий начал с того, что поручил группе сотрудников создать хотя бы первичные, учетные описи этих собраний. Группой руководила Р.П. Маторина, входила в нее и я со своими западными рукописями. Впоследствии мы в полной мере оценили жалкий уровень составления первых описей. Но чего же и было ожидать, если в составе группы до появления И.М. Кудрявцева не было ни одного специалиста ни по средневековой русской истории, ни по древнерусской литературе. Ничего не понимал тут и сам заведующий.
Результатом этой лакуны в его знаниях стала злая шутка над ним, о которой нельзя не вспомнить. Заметив, очевидно, недостаток эрудиции Петра Андреевича в области древнерусской письменности, Георгиевский однажды сказал ему, что обнаружил рукопись неизвестного произведения под названием «Златая цепь». Может быть, он и не так буквально сказал, но Петр Андреевич так понял и пришел в восторг от сделанного в Отделе рукописей открытия. Ему показалось, будто речь идет о чем-то вроде сенсации, нового «Слова о полку Игореве». Он тут же созвал научный совет, где, как он полагал, Григорий Петрович сделает сообщение.
Любопытно, что в отделе тогда не нашлось никого, кто объяснил бы ему его заблуждение. Даже Елизавета Николаевна помогала ему созвать Научный совет.
Заседание открылось в санитарный день, в читальном зале, где все места заняли приглашенные ученые и наши сотрудники. Каков же был конфуз, когда Георгиевский, получив слово для сообщение, скучным голосом сказал, что в наших рукописных собраниях много списков «Златой цепи», но в списке, находящемся в собрании, которое он сейчас описывает, несколько иное расположение текстов. И закончил на этих словах.
Поясню, что «Златая цепь» — это известный любому мало-мальски знакомому с древнерусской литературой сборник нравоучительных наставлений, извлеченных из трудов отцов церкви. Мы так и не поняли, нарочно ли это устроил наш старик, чтобы разоблачить нового заведующего (но чем он мог быть недоволен — тот был так почтителен к нему), или Петр Андреевич не понял его слов и сам попал в ловушку. Но тогда почему Григорий Петрович не пресек затею с научным советом?
Так или иначе, но теперь Петр Андреевич занялся привлечением специалистов по древнерусской литературе. Тогда и пришел в отдел Илья Михайлович Кудрявцев, о котором еще немало предстоит сказать.