В прочитанной мною недавно книге «Голоса из мира, которого уже нет», изданной в 1995 году ныне покойным Мишей Гефтером и состав ленной из писем погибших на войне его друзей, он писал в предисловии о своем курсе, поступившем вслед за нашим, в 1936 году: «…В подавляющем большинстве вчерашние школьники, что отличало наш курс от двух старших с преобладанием на них рабфаковцев и прочих, имевших за спиной житейский опыт». По отношению к моему курсу это утверждение далеко не точно. Да и вообще, к сожалению, на этих его воспоминаниях лежит печать того прекраснодушного отношения к своей студенческой молодости, которую так важно, мне кажется, стереть. Однако книга эта очень тронула меня — и замечательными человеческими документами, и мелькающими в них именами близких мне в университете людей — Оси Розенберга, его брата Руни, Юры Бауэра и других. Мне стыдно стало: отчего же я не попыталась издать совершенно замечательные фронтовые письма нашего Левы?
Разумеется, во всех перечисленных мною выше группах наших студентов были не только москвичи. На новый факультет пробились абитуриенты со всех концов страны. Из тех, с кем я потом была дружна, назову хотя бы Женю Попову из Архангельска и Лиду Анкудинову из Кунгура.
Социальный портрет нашего курса был бы неточен, если бы я не упомянула еще об одной характерной его черте. И к нам, и на филологический факультет поступило много детей больших партийных и государственных начальников, деятелей Коминтерна, боссов союзных республик.
Отец Алены Бажановой, Василий Михайлович, один из старейших большевиков, был заместителем Орджоникидзе; отцы Гриши Минского и Вадима Фельдмана — крупные чекисты (или, как мы тогда говорили, энкаведешники), отцы Стасика Людкевича и Любчи Валева — видные коминтерновцы, политэмигранты. На филологический факультет одновременно с нами поступила, например, школьная подруга Алены Таня Литвинова, дочь М.М. Литвинова.
Немало оказалось и детей тех партийных ученых, которые занимали важные посты в руководстве наукой, как, например, Удальцовы — Александр Дмитриевич, историк, и Иван Дмитриевич, экономист, сын последнего Иван учился на нашем курсе. Экономист Розенберг, отец Оси, принадлежал к тому же кругу ученых.
Вначале факультет состоял всего из двух курсов (прием 1934 и прием 1935 года), и хотя количество студентов было очень велико, мы все же перезнакомились между собой, и я не всегда помню, кто где учился: друзья заводились и с нашего и со старшего курса. Неудивительно, что в этом пестром многолюдье уже с первого курса начали формироваться какие-то довольно замкнутые группы, не совпадавшие с учебными и почти не соприкасавшиеся друг с другом, кроме посещения общих для всего курса лекций — да и там, в огромной Коммунистической аудитории на Моховой, где большей частью и шли эти лекции, мы рассаживались своими кружками и потом расходились, почти не замечая никого за их пределами. Так мы учились все пять лет.
Формированию кружков отчасти способствовали все-таки и учебные коллективы, образованные на первых курсах семинарскими занятиями, а потом специализацией по кафедрам. По-видимому, в деканате учли различия в возрасте, подготовке и даже социальном статусе новых студентов и постарались сделать семинарские группы по возможности однородными. Так, в нашей группе был только один вполне взрослый человек, Боря Тартаковский, а преобладали вчерашние школьники. Потом, на 2-м и на 3-м курсах, когда развернувшийся в стране Большой террор накрыл своим черным крылом университет и в первую очередь гуманитарные факультеты, такой состав группы оказался благоприятен для ее членов — я имею в виду, конечно, тех, кого миновал арест и последующее хождение по мукам или гибель. Никто из нашей группы не принадлежал к комсомольскому и тем более к партийному руководству факультета, и поэтому мы смогли сохранять пассивную роль в беспрерывных, чуть ли не каждую неделю происходивших ритуальных рас-пинаниях то одних, то других жертв знаменитых процессов, а потом в осуждениях и отречениях от своих товарищей, которые либо сами стали «врагами народа», либо из детей уважаемых «старых большевиков» превратились в ЧСИР (членов семьи врага народа). Мне особенно повезло — но об этом позже.