– Игорь Иванович! Если Вам неприятно вспоминать об этих событиях, и они настолько серьёзны, то может быть не стоит о них мне рассказывать?
– Стоит. Я считаю тебя уже членом моей семьи: Галя тебя любит и ждёт не дождётся выйти за тебя замуж. Да и ты говорил мне, что она тебе не безразлична и ждёшь только получения диплома для предложения ей руки и сердца…
И так. Мой отдел по указанию руководства с весны этого года начал курировать большую работу, начатую и успешно проводимую нашим дальневосточным филиалом, связанную с налаживанием экономических связей с соседями в этом регионе: Японией и Южной Кореей. С Северной Кореей мы всегда были дружны и помогали этой стране чем могли. Забегая вперёд скажу, что деятельность филиала не осталась без внимания со стороны соответствующих служб Северной Кореи, и они решили всеми силами противодействовать работе, проводимой филиалом, опасаясь сближения нашей страны с этими странами и, как следствие этого – уменьшения размера помощи Северной Кореи.
Я осуществлял общее руководство, а два служащих моего отдела курировали конкретную работу: один – по Японии, второй – по Южной Корее. Буквально через месяц после того, как мы были подключены к этой теме, нас троих арестовали, и мы оказались под следствием. Для меня этот арест был шоком: неужели, я думал, серьёзно кто-то считает, что за время одного посещения Владивостока в течение десяти дней и месяц курирования темы можно успеть продаться спецслужбами Северной Кореи? А именно в этом нас и обвинили. Причём, все улики были косвенные и их было мало. Кто-то что-то сказал не то, кто-то что-то видел и подумал не то, что надо, кто-то не так интерпретировал услышанное и увиденное. Оказывается, местное КГБ давно вело разработку деятельности спецслужб СК во Владивостоке и наше появление там внесло свежую струю в их деятельность, так как практически никаких улик найдено не было кроме случая вербовки одного сотрудника нашего филиала, что сумели сделать спецслужбы СК.
После месяца следствия, как я считаю, московские сотрудники КГБ поняли, что «тянут пустышку» и я и мои сотрудники никак не связаны со спецслужбами СК, но люди арестованы, их надо выпускать, извиняться, а это не принято: спецслужбы не ошибаются. И тогда началась сплошная проверка деятельности моего отдела за всё время его существования, включая и то время, когда я там ещё не работал. Вдруг что-то появится и на это можно списать и задержание, и другие гадости, что были причинены нам за прошедшее время следствия. Вот тут-то я и понял, с кем мне пришлось вместе поработать в Госплане за прошедшие восемь лет! Что только люди про меня не наговорили, такие небылицы наплели. Мои друзья потом мне рассказали, что все были уверены, что забрали меня за измену Родине и посадят надолго, если не на всегда. И поэтому говорить плохое и придуманное обо мне не только нужно, но и обязательно: чтобы все знали, какие это бдительные товарищи.
Давление на меня и моих коллег было страшное. Вспомнили даже твои доклады по микроэлектронике и вокруг них «завели хороводы», но ничего не смогли вменить мне в вину.
В итоге ничего не нашли и выпустили нас за отсутствием улик и состава преступления. Конечно, никто не извинился.
За прошедшие три дня я побывал на моей прежней работе, поговорил с начальством и понял, что на мне, как работнике Госплана, поставили крест. Место моё уже занято бывшим моим заместителем. Предложили место старшего специалиста в соседнем отделе, но это явное понижение и не соответствует моей квалификации и званию доктора наук. Я отказался.
Мои друзья подсуетились и их стараниями я получил предложение поработать до лета на должности исполняющего обязанности профессора кафедры экономики народного хозяйства в институте, который окончила Галя. А потом с меня снимут приставку и.о., и я стану полным профессором. В деньгах потеряю, но не много, зато без потери лица сменю профиль работы.
– Понятно. Считаю, это правильное решение. Теперь несколько слов о моих новостях, – и Пётр подробно рассказал отцу Гали о своих контактах с КГБ в декабре.