— Так точно.
— А до этого плавали?
— Восемь лет.
— Это уже лучше. Училище заочно окончили?
— Заочно.
— Совсем хорошо... Санитарная книжка у вас есть?
— Конечно.
— «Конечно» — нехороший термин. Избегайте его употреблять в разговоре со мной... А где плавали до меня?
— На Балтике. Третьим помощником на спасательном судне.
— Прекрасно. Значит, с буксировкой вы немного знакомы.
— Немножко знаком. — Игорь пожал плечами. — Я, между прочим, на буксире боцманом работал.
— Не петушитесь, — улыбнулся капитан. — Значит, такое дело: третьего помощника у нас нет. Поэтому вся штурманская часть будет в вашем распоряжении. Бухгалтерия тоже. Палуба и имущество — это висит на старшем. Вам отвечать почти не за что. Стояночную вахту третьего вы со старшим делите пополам. В море за третьего стою я. Понятно?
— Вполне.
— Это — двести пятьдесят рублей лишних в ваш карман.
— Тоже неплохо, — сказал Игорь.
— Я думаю, — согласился капитан. — Ну, с моей стороны все. У вас есть ко мне вопросы?
— Пока нет.
— Тогда идите к старшему. Его каюта по левому борту. Он вас подробно введет в курс дела. Желаю удачи... Да, — остановил Игоря капитан, — еще вопросик: как у вас насчет этого? — капитан пощелкал себя пальцем по сонной артерии.
— Очень умеренно.
— Это точно? Смотрите, а то мы можем крупно поссориться.
— На этой почве не поссоримся, — улыбнулся Игорь и вышел из каюты.
Старпом, грузный, сонный мужчина лет тридцати пяти, встретил Игоря, не поднявшись с койки. Жалюзи на большом квадратном окне были опущены. В каюте полумрак, беспорядок, накурено. Старпом лениво протянул Игорю руку, представился:
— Григорий Ильич.
Он потянулся к выключателю, зажег свет.
— Невозможно жалюзи поднять, — пожаловался cтарпом. —Все время заглядывают. Особенно буфетчица. Скверная баба. Вы с ней еще не знакомы?
— Нет.
— Познакомитесь. Она из вас не одну пол-литру крови высосет, — пригрозил старпом. Он спустил ноги, сунул их в сапоги, предложил Игорю: — Садитесь в это кресло.
Игорь сел. Старпом зевнул, приподнялся, достал из-за койки оплетенную бутыль.
— Подайте-ка стаканчики, Игорь Петрович, — попросил старпом. — Они вон там, над умывальником.
Григорий Ильич налил в поданные Игорем тонкие высокие стаканы пенящееся пиво. Потом поболтал бутыль, приложил к ней ухо.
— Кончается пиво-то, — грустно сказал старпом и нажал кнопку звонка. — Пейте. Пиво свежее.
Игорь выпил. Пиво в самом деле оказалось свежим. Постучавшись, в каюту зашел матрос. На голове у матроса была наглухо натянутая кепка.
— Слетай-ка, Федоров, за пивом, — сказал старпом и протянул матросу бутыль.
— Я сейчас дугу крашу, Григорий Ильич, — сказал матрос. — Боцман велел до обеда выкрасить, чтобы к завтрему просохло.
— «Боцман велел...» — проворчал старпом. — А у тебя своей головы нет на плечах? Когда это чернь за сутки просыхала?.. Все равно дугу завтра тросом обдерем. В Двинске покрасишь. Беги за пивом.
Матрос переступил с ноги на ногу, почесал справа под ребром.
— Ну, давайте.
Он взял бутыль и деньги.
— Пять литров! — Старпом поднял палец.
— Знаю.
Матрос натянул кепку еще поглубже и вышел из каюты.
— Теперь полдня его не дождешься, — сказал Григорий Ильич и вынул ноги из сапог. Он поудобнее устроился на койке, продолжил сочным, ленивым голосом: — Разгильдяй первой марки. Лодырь. Думаете, ему очень хотелось дугу красить? Ничего подобного. Это он только для вида отказывался, чтобы потом сказать, что его старший помощник от дела оторвал. Старший помощник всегда нехороший... Вы с буфетчицей-то особенно не фамильярничайте. А то она вам на голову сядет. И если что будет рассказывать — не слушайте, гоните ее вон. Язык у нее как помело. Любого и каждого может помоями облить.
— Когда мне штурманское имущество принимать? — спросил Игорь. Ему надоело слушать про буфетчицу.
— Успеется, — произнес старпом и посмотрел на часы. — Вот через пару часов пообедаем, часик отдохнем...
Игорь отвернулся, чтобы Григорий Ильич не увидел улыбку.
— А вы пока устраивайтесь, — продолжал старпом. — Знаете, где ваша каюта?
— Не знаю.
— Сейчас...
Старпом нажал кнопку два раза.
— Вот заберите у меня журнал зарплаты. Теперь вы будете начислять, — сказал старпом и указал на большую книгу, лежащую на столе. — Хуже нет, чем этой бухгалтерией заниматься... Чего это она не торопится?
Он снова дважды позвонил. Раздался легкий стук в дверь.
— Входи! — крикнул Григорий Ильич.
В каюту вошла худенькая, черноволосая, очень миловидная девушка, с белой наколкой и в белом фартуке. На ногах — стоптанные тапочки.
— Вот, Маша, новый второй помощник. Покажи ему каюту, сделай там приборку, постели новое белье — в общем все, что полагается.
Маша кивнула.
— Что на обед? — спросил Григорий Ильич. Игорь удивился этому вопросу. Старший помощник капитана обязан накануне утверждать меню на следующий день.
— Борщ и жареная колбаса с макаронами. Компот, — сказала Маша, ничуть не удивившись.
— Опять макароны... Сделали бы хоть раз гречку, что ли...
— Это вы артельщику говорите, — сказала Маша. — Нам что дают, то мы и готовим.
— Надо бы сказать, — задумчиво произнес Григорий Ильич. — В общем, часа в три зайдите ко мне, — обратился он к Игорю, — тогда и займемся делами.
Штурманское имущество Игорь принял быстро. Все оказалось в порядке, если не считать пустяков: секундомер был сломан и номер его не соответствовал номеру, указанному в аттестате. Старпом высказал несколько нелестных эпитетов в адрес прежнего второго помощника и обещал заменить секундомер. Игорь поверил ему на слово и не стал вписывать эту деталь в акт приемки. В одном из шлюпочных компасов вместо спирта оказался глицерин. Игорь тут же вылил глицерин за борт, а Григорий Ильич вручил матросу пятнадцать рублей и послал его в город за четвертинкой. В котелок шлюпочного компаса как раз надо было залить двести пятьдесят граммов спирта крепостью в сорок один градус. Решили, что один градус роли не играет. Вечером Игорь посмотрел судовую документацию, попробовал запомнить фамилии членов экипажа. Но голова устала за день, фамилии путались. Он отложил это дело на завтра, ложиться спать было еще рано, решил написать письмо в Ленинград, Ирине. Впечатлений одного дня мало для первого в жизни письма женщине, которую любишь... Зато впечатлений прошедшей зимы... Игорь хотел высказать их на вокзале. Ирина держала его за отвороты плаща, говорила что-то ненужное, постороннее. Игорь слушал ее, молчал и не мог себе точно сказать, хочет он, чтобы скорее отошел поезд, или не хочет. Он поклялся, что поцелует ее перед тем, как прыгнуть в вагон, но подошел Иван Карпов, и при нем это сделать было невозможно. После третьего звонка Ирина опустила руки, посмотрела куда-то в сторону и сказала, что в разлуке две трети печали берет на себя тот, кто остается. Игорю показалось, что глаза ее стали влажными. Потом он долго думал в вагоне, плакала Ирина или нет.
Их познакомил Куприян Купавин, считавший, что двум личностям, столь оригинальным и выдающимся, совершенно необходимо узнать друг друга. Это было больше года назад. Тогда Игорь почему-то вдруг стал писать роман. Действие романа происходило на всей планете сразу, в нем были десятки персонажей, настырно проповедовавших одно и то же: надо жить так, чтобы быть счастливыми. Прочитав первые главы романа, Куприян заявил Игорю:
— Ты или сопьешься, или с треском войдешь в большую литературу. Боюсь, что в морях и океанах тебе делать нечего.
Тут же он попросил Игоря сочинить для него что-нибудь «этакое». Куприян был актером. Он часто употреблял выражение «по большому счету» и не имел никакого представления о большой литературе. Куприян выписывал подписные издания. Об Ирине Лесковой, хорошей подруге своей жены, он говорил так: