Это же просто чудо! Словно идешь между грудями земли. По обе стороны крутые холмы поднимаются, будто и в самом деле груди, а вместо сосков — розовые цветы магнолий. Где-то читала, что магнолии чуть ли не самые древние растения на земле. Чуть ли не три с половиной миллиона им! Вот и выходит, что посчастливилось мне: побывала и в благословенном месте, и там, откуда, может, все начиналось. Странно все это. Но как хорошо! Жизнь словно балует меня, словно дала возможность искупить грех заранее…»
Сильно захотелось есть. В китайском ресторанчике, что в начале Крещатика, куда Ленку снова вынесли ноги, было чисто и не пахло ничем экзотическим. Ленка жадно уминала мясо с шампиньонами, тушеные овощи, салат из морской капусты, что-то в ананасовом соусе, что-то — в вишневом, а что-то сладкое и ужасно перченое. И все запивала густо пахнущим карамелью темным пивом. Если все-таки допустить, что в жизни случаются прекрасные мгновения, то Ленка определенно обедала в их окружении. Она могла попробовать счастье руками и даже проглотить.
Много растительного масла, животного жира, темного пива текло внутри Ленки, наполняя ее желудок. Мысли непрестанно скользили в Ленкиной голове, не оставляя ни следа радости, ни следа сожаления. Минуты тоже проскальзывали, будто смазанные маслом. Сегодня вообще все шло как по маслу: слишком гладко текло время, стык в стык выстраивались события, но Ленку это абсолютно не настораживало. Слишком много масла, жира и пива впустила сейчас в себя Ленка.
Ей захотелось в туалет. Она зачем-то обернулась и вдруг увидела в унитазе свое отражение. В первую секунду ей показалось это очень забавным — янтарный ее портрет, — но уже в следующий миг она почувствовала легкое беспокойство. Не успев как следует обдумать, что с ней происходит, что на самом деле выдернуло ее из размеренного течения дня, Ленка машинально нажала на смывной рычажок, и вода унесла ее отражение. Правда, вышло это необычно: внизу образовался небольшой водоворот, который сначала разрушил отражение, словно разбил на осколки, а потом втянул эти «осколки» с фрагментами Ленкиного уха, щеки, губ и левого глаза внутрь. «Чертовщина какая-то!» — Ленка в сердцах плюнула в унитаз и быстро вышла.
До встречи с любовником оставалось еще три с половиной часа. Ленка чувствовала, как сильно пульсирует кровь в левом виске, как потеряли скорость и легкость минуты, будто в масло, в котором они скользили, кто-то подсыпал песка или металлических стружек. Ей захотелось в церковь. Она пожалела, что не воспользовалась случаем и не поставила свечку во Владимирском соборе. Ленка вспомнила об одной церкви, которую любил ее сердешный друг, и отправилась на улицу Артема.
«Работа, работа — никакого просвета! Хорошо, церковь есть. Когда заканчивается работа, надеваешь чистое — и в церковь…» — услышала Ленка, стоя у светофора; молодая женщина в белом ситцевом платке негромко переговаривалась с мужчиной с невнятными чертами лица.
Хорошо в самом деле, когда в городе много церквей! В Киеве некоторые церкви похожи на старые деревья. У них такая мощная корневая система, разросшаяся под улицами и площадями, что асфальт не выдерживает, лопается и пропускает вверх ростки новых домов. Церкви — праматери всего живущего в Киеве, всего построенного и строящегося.
Так размышляла Ленка, шагая по улице Артема, современной, в ярких витринах бутиков, гастрономов, спортивных магазинов и мини-маркетов, в ярких бликах, игравших на окнах и стеклянных дверях офисов фирм и банков, в ярких вывесках и лайтбоксах с Наоми Кемпбел и Стингом, в ярких переживаниях сегодняшнего дня, теснивших друг друга в Ленкиной голове… Но каково же было ее удивление, когда она повернула в Бехтеревский переулок и увидела полуоткрытую калитку в металлических воротах. Контуры калитки точь-в-точь повторяли контуры лукообразного купола русской православной церкви. Ленка вошла в калитку и позабыла, зачем пришла сюда.
В Покровской церкви, крепкой и коренастой, как украинская бабка, с печатью той живой красоты, которая присуща ее немолодым годам, полным ходом шла субботняя служба. Песнопения разливались вперемежку с ароматом ладана, усмиряя гордыню, убавляя печаль, настраивая камертон сердца на смирение и простую радость общения с Богом.
Ленка, ничуть не смутившись своих, может, несколько высокопарных мыслей, в шелковом платке и с желанием обрести утраченное дневное равновесие, поставила четыре свечи перед иконой Богоматери и перекрестилась. Ничего, что не очень умело и стыдясь немного людей.