— Я и не знал, что сегодня вечером нужно быть в парадном костюме, — сказал я.
— Ты выглядишь прекрасно, — ответила Анна. — Я просто подумала, что будет неплохо надеть немного зеленого в середине зимы. Кроме того, я хотела, чтобы ты увидел это первым. Я думаю о новом имидже на новый год. Не только платье, а и всем остальном.
— Не нужно меняться ради меня.
— Ты не думаешь, что это облегчит ситуацию?
— Для меня — нет, и, определенно, не для тебя. Просто будь сама собой. Разве ты сама не дала бы тот же совет?
— А откуда ты знаешь, что это не я — такая, как есть? Я промолчал.
— Откуда ты знаешь, что во мне не живет несколько личностей?
— Во многих людях уживается по нескольку личностей, — заявил я.
Она не пыталась ругаться со мной или спорить, но я подумал, что, если так пойдет и дальше, мы вскоре перейдем к этому.
— Ну, в любом случае, один вечер попробуем так. Тебе ведь понравилось, правда?
— Я думаю, что ты в любом наряде выглядишь великолепно, — определено это было глупым ответом, но это на самом деле было так.
* * *Анна налила пару высоких стаканов водки, добавив немного клюквенного сока, чтобы немного подкрасить водку, и повела меня в спальню родителей.
— Я хочу тебе кое-что показать, — сказала она.
Мы подошли к большому эркеру, с встроенной скамейкой. Анна сняла со скамейки подушку. Так открывалось зеркало, составлявшее сиденье. Оно оказалось той же формы и размера, что и зеркало над ним, на потолке.
— Посмотрись в него, — предложила Анна.
Я склонился над зеркалом в сиденье, и мое отражение мгновенно умножилось, и продолжало умножаться, только я становился все меньше и меньше.
— Правда, здорово? — спросила Анна.
Это гипнотизировало. Количество отражений зависело от того, под каким углом приблизиться к зеркалу. Двигаясь взад и вперед, можно было растянуть отражение по плоской поверхности, а можно было отправить его в глубокий, бездонный каньон. Это было самое завораживающее зрелище: смотреть почти прямо вниз, мимо более крупных отражений у поверхности. В какой-то точке возникало ощущение, будто стоишь где-то на вершине и глядишь на себя самого в пропасти, а ты сам из пропасти еще и смотришь вверх.
— Создается впечатление, будто у зеркала отвалился низ, — сказал я. — Это напоминает кристально чистый океан, в котором видно дно.
— Только ты никогда не доберешься до дна. Вот такой он глубокий. Мне тоже нравится смотреть под этим углом.
Анна повернулась, чтобы смотреться в зеркало на потолке.
— От этого кружится голова, — сказал я. — Поэтому вы и закрываете зеркало подушкой?
— Да, отцу оно не нравится. Он говорит, что не хочет в доме никаких непонятных и причудливых иллюзий, в особенности — в спальне. Мама считает, что он просто боится высоты, а когда смотрится в это зеркало в сиденье, у него возникает желание прыгнуть.
— Я не думаю, что он получит травму, прыгая с такой высоты, — заметил я.
У меня в сознании тут же возник образ лишенной волос головы мистера Каина, снова и снова повторяющейся в зеркале в уменьшенном виде. Я рассмеялся вслух.
— Это не так смешно.
— Нет. Я просто подумал кое о чем, что показалось мне смешным. А если бы такой была вся комната? Здорово было бы иметь собственную зеркальную комнату.
Анна положила подушку назад на зеркальное сиденье и опустилась на нее. Я отправился к выключателю, выключил свет, потом устроился рядом с Анной. Мы смотрели на улицу, в черноту ночи. На небе появилась большая луна, почти полная. Верхняя ее часть была срезана. Если долго на нее смотреть, начинало казаться, будто она слегка шатается на небе.
— Подверглась лоботомии, — сказала Анна.
Луна светила так ярко, что можно было пойти кататься на санках. — Не в этом платье, — заявила Анна. — Не в новогодний вечер, хотя на луне каждый день новогодний вечер.
— Как так?
— Год на луне длится двадцать четыре часа.
— Представляю реакцию моего отца, — заметил я. — Он едва ли выносит Новый год один раз за 365 дней. Вероятно, он убил бы Тулов на луне.
* * *Анна быстро, едва ли не одним движением, освободилась от платья.
— Это платье имеет много преимуществ, — сказала Анна.
Лично я предпочел бы, чтобы она подольше в нем оставалась.
Ее тело оказалось белым и словно светилось в отражающемся свете. У меня дрожали руки. Анна протянула молочно-белую руку и провела ею по моей.