— С ума сошел! Руки!.. Какой человек, нет никого!
— Нет, он был! Я видел: ватник, мешок за плечами и… автомат как в кино… немецкий.
— Померещилось… Автомат немецкий… Да за это…
Водитель с хищным выражением на лице стал всматриваться в пустоту дороги. Никого, только ночные мотыльки слетались на свет фар и звуки регги.
— Выйти да поглядеть, что ли? Пойдешь со мной?
Но парень, доставая пачку сигарет и нервно закуривая, только отрицательно замотал головой.
Храбрый «немец» заколебался в своей решимости:
— Ладно, не пойду. Тут грязи по колено… Поехали! И прекрати вонять в салоне!
Парень сделал несколько затяжек и послушно выкинул сигарету в темноту ночи.
— Далеко еще?
— Не. Раз живые — доедем!
4
Сухие ветки кустов и чахлых деревьев хлестали по лицу, цеплялись за ватник, шапку, оружие. С отвратительно громким треском ломались и падали вниз. А там сапоги то и дело натыкались на какие-то кочки, коренья, путались в петлях невидимых вьюнов, проваливались в сырые ямы, черпая через край тухлую воду. Боец пыхтел, с трудом продирался вперед, с ужасом думая, что эти несколько десятков метров станут последними в его жизни.
«Хенде хох кричать не будут — полоснут на звук из пулемета, и найдут меня здесь лет через сто…»
Но тут пошло редколесье, стало сухо, и сержант вздохнул свободнее. Около разлапистой ели он присел на вовсе не холодную землю, сплошь устланную сброшенными иглами, выжал на них воду с портянок, перемотал и обулся. Рука сама потянулась за отворот шапки. Чудная сигарета, хороший табак… Боец вздохнул: «После, после…» — энергично поднялся и, низко пригибаясь, побежал от дерева к дереву, понимая, что уже где-то рядом должна открыться конюшня.
И верно: как-то сразу кончился лес, и, лежа у края отрытого пространства, разведчик мог неторопливо оценить обстановку и разглядеть постройку.
«Охранения нет, но и лошадей не видно… Да и не слышно… А должно бы, раз конюшня: окна-то без стекол… и без рам! Видать, новые хозяева не очень пекутся о поголовье. У нас так не строят, у нас и морозы бывают…»
В довоенной кинохронике молодой городской парень видел передовые колхозы, улыбающиеся лица стахановцев полей и скотных дворов, их тучных подопечных, реки молока и киселя… А то, что было сейчас перед ним, никак не походило на массивные рубленые амбары, коровники, птичники. Бывали и каменные постройки, с отштукатуренной дранкой, ухоженные…
Солдат подбежал к конюшне, прижался спиной к наружной стене, вспотевшей ладонью ощущая шероховатую поверхность белых камней прямоугольной формы, уложенных в шахматном порядке. Под ногами валялось множество обломков таких камней, и разведчик не удержался, поднял один из них, поднес к глазам.
«Нет, это не кирпич: на удивление легкий, и внутри он, как это… пористый».
Думая, что сунул обломок в карман ватных штанов, боец не заметил, что тот зацепился за край и вывалился наружу. Он начал, оглядываясь по сторонам, крадучись, продвигаться вдоль стены, пригибая голову у пустых оконных проемов, в надежде найти вход. Наконец, ему попалась полураскрытая металлическая дверь с приваренной вместо ручки скобой и размашистым рисунком неровного круга с птичьей лапкой.
«Птичник! Немцы курятинку любят… Чепуха, здесь пусто: то ли уже ничего нет, то ли еще ничего не было». Несмазанная дверь, зло скрипнув, впустила бойца вовнутрь.
Внутри, что называется, выколи глаз, оказалось темно. И это несмотря на свет прозрачной осенней ночи, проникающий в многочисленные окна: он как-то быстро погасал в огромном помещении. А огромность эту сержант не видел, но ощущал. Ощущал в бетонных балках, под углом уходящих куда-то вверх для встречи с такими же с другой стороны. Ощущал в эхе его осторожных шагов и в предательских звуках, сопровождавших постоянное тыканье ног в какие-то обломки, доски, прутья, ведра…
Разведчик решил рискнуть и посветить себе КСФ, фонариком, подаренным ему еще замкомзвода после их первого боя где-то под Лугой.
М-да… Он стоял на куче песка, а последнее, обо что он споткнулся, оказалось воткнутой лопатой. Ржавой, с обломленным черенком. Также можно было различить часть носилок и сваленные в беспорядке трубчатые конструкции, напоминающие спинки железных кроватей. Кое-как перебравшись через них, боец оказался на широкой — да такой, что танк проедет, — бетонной полосе, идущей вдоль разрушенных в разной степени загонов и уходящей за огромные ворота наружу. Понимая, что лошадей здесь нет, не было и нескоро будет, сержант решил выбираться из рукотворного навоза и заглянуть напоследок, мельком, в отгороженное помещение с надписью на двери «WOW!!!».