«Братец Жак, братец Жак…»
И лишь ночью, когда становилось уже совсем темно и Аманде очень хотелось спать, мне удавалось угомонить ее.
После долгих уговоров я продал грузовик Джекоба магазину «Рэйклиз» и теперь каждое утро, приезжая на работу, видел его запаркованным на улице, набитым мешками с зерном.
Неделю спустя ко мне на работу заглянул шериф. Его интересовало, что я намерен делать с ружьем Джекоба.
— Сказать по правде, я как-то не задумывался над этим, — сказал я. — Наверное, продам.
Шериф сидел в кресле возле моего стола. На нем была форма, поверх которой он надел темно-зеленую полицейскую куртку. Фуражку он держал на коленях.
— Я так и думал, что ты захочешь продать его, — подхватил он. — Может, ты позволишь мне первому предложить тебе цену?
— Вы хотите купить его?
Он кивнул головой.
— Я давно ищу хорошее охотничье ружье.
Мысль о том, что он может завладеть ружьем Джекоба, повергла меня в некоторое уныние и заронила в душу тревогу. Как бы там ни было, но ружье представляло собой вещественное доказательство, и мне не хотелось, чтобы оно досталось Карлу. Но для отказа у меня не было никакого подходящего предлога.
— Я и не собираюсь торговаться, Карл, — сказал я. — Называйте цену, и ружье ваше.
— Как насчет четырехсот долларов?
Я вяло махнул рукой.
— Отдаю за триста.
— Ты не слишком ловкий коммерсант, Хэнк, — улыбнулся он.
— Я бы ни за что не позволил себе драть с вас три шкуры.
— Четыреста долларов — цена разумная. Я знаю толк в ружьях.
— Ну, хорошо. Как вам будет угодно. Но учтите, что я отдавал его вам за триста.
Карл нахмурился. Я чувствовал, что ему не хотелось переплачивать, но он сознавал, что сам загнал себя в ловушку и теперь придется выкладывать четыре сотни.
— Что, если завтра утром я завезу его к вам в офис, — предложил я, — а чек вы мне вышлете, когда осмотрите ружье повнимательнее?
Он медленно кивнул.
— Мне это подходит.
Потом мы немного поболтали о погоде, о Саре и ребенке. Но, уже собираясь уходить, Карл вновь заговорил о ружье.
— Ты уверен, что хочешь продать его? — спросил он. — Я не хотел бы давить на тебя.
— Да мне оно, в общем-то, и ни к чему, Карл. Никогда в жизни не охотился.
— А отец разве не брал тебя с собой на охоту? — Казалось, его это очень удивило.
— Нет, — ответил я. — Я даже ни разу не стрелял из ружья.
— Ни разу?
Я покачал головой.
Карл какое-то время постоял у стола, уставившись на меня и теребя в руках фуражку. Мне вдруг показалось, что он сейчас опять усядется.
— Но ты ведь знаешь, как стрелять, правда?
Я насторожился. Голос его звучал теперь иначе, в нем не было прежней непринужденности. И вопрос он задал не из простого любопытства и не ради поддержания беседы; его интересовал ответ, и он рассчитывал его получить.
— Думаю, что да, — сказал я.
Он кивнул головой, но от стола все не отходил, словно ожидал услышать что-то еще. Я отвел от него взгляд и уставился на свои руки, лежащие на столе. В ярком свете, падавшем от настольной лампы, волоски на моих пальцах казались седыми. Я сомкнул пальцы в кулаки.
— Ты хорошо знал Сонни? — неожиданно спросил Карл.
Я взглянул на него, чувствуя, как забилось сердце.
— Сонни Мейджора?
Он кивнул головой.
— Не так, чтобы очень. Скорее, шапочное знакомство. Не более того.
— Значит, просто знакомые…
— Да, — подтвердил я. — Здоровались, когда встречались на улице, но никогда не останавливались, чтобы поболтать.
Карл помолчал — по-видимому, переваривая полученную информацию. Потом надел фуражку. Он собирался уходить.
— А что? — спросил я.
Он пожал плечами.
— Да ничего, просто интересно. — И он слегка улыбнулся мне.
Я поверил ему, мне почему-то казалось, что в его вопросах и в самом деле было больше любопытства, нежели подозрительности. Просто так же, как, зная меня, он не мог предположить, что убийство Джекоба, Сонни и Ненси — моих рук дело, его восприятие Лу с трудом соотносилось с тем, что тот совершил согласно нашей версии. Думаю, он чувствовал, что что-то здесь не так, но не мог угадать, что именно. Карл не вел расследование — он просто пытался восстановить ход событий, выстроить логическую цепочку, отыскав недостающие звенья. Я это знал и потому был уверен, что никакой опасности он не представляет. И все-таки наш разговор меня расстроил. Когда Карл ушел, я еще и еще раз прокрутил в памяти каждое свое слово, каждый жест, выискивая ошибки и промахи, которые могли стать подтверждением моей виновности. Конечно, не стоило так нервничать, тем более что серьезных поводов для этого не было, но все-таки на душе у меня было неспокойно, и всякий раз, как я пытался погасить в душе тревогу, она разгоралась все сильнее.