— Ты говорил, что гул был слышен на южной окраине заповедника? У фермы Педерсона?
— Надо проехать немного вперед.
— Хорошо, Хэнк. Может, я позвоню тебе, когда мы вернемся, расскажу, как все прошло.
— Буду рад.
— И надеюсь, с ребенком все будет в порядке.
Он уже собирался повесить трубку.
— Карл? — остановил я его.
— Что?
— Будьте осторожны, о'кей?
Он рассмеялся.
— С чего это вдруг?
Я помолчал. Мне хотелось предупредить его об опасности, но я не мог сообразить, как это сделать.
— Да, дождь моросит, — вымолвил я наконец. — А днем обещают похолодание. Дороги подмерзнут.
Он опять рассмеялся, но, казалось, был тронут моим участием.
— Тогда и ты будь поосторожней, — сказал он.
Грузовичок шерифа был виден из моего окна — он был запаркован напротив входа в церковь, — так что я, притаившись за жалюзи, стал ждать, пока Карл и Бакстер уедут. Они появились почти в тот же миг. На Карле была зеленая форменная куртка и фуражка лесничего. Дождь уже хлестал вовсю, превращая талый снег в лужи, добавляя сырости, которая проникала даже сквозь плотно закрытые окна.
Грузовичок Карла ничем особым не выделялся, разве что на крыше была установлена сигнальная лампа, а в салоне имелся полицейский радиопередатчик, да на крюке у заднего окна висела двенадцатикалиберная винтовка. Она была темно-синяя, с надписью, сделанной белыми буквами: «ПОЛИЦИЯ АШЕНВИЛЯ». Я проследил, как Карл уселся за руль, потом перепрыгнул через сиденье, чтобы открыть дверцу агенту. Я слышал, как заработал мотор, видел, как они накинули привязные ремни, потом заскользили по стеклу щетки, очищая его от капель дождя. Карл снял фуражку и пригладил волосы рукой.
Я все стоял у окна, пока они не выехали на дорогу, направившись на запад, в сторону фермы Педерсона и заповедника, к заброшенному саду Бернарда Андерса и самолету, притаившемуся среди его деревьев в ожидании скорого визита гостей.
В конце Мейн-стрит грузовичок мигнул фарами, словно на прощание, и тут же растворился в пелене дождя, оставив моему взору лишь холодные пустынные тротуары, серые фасады домов и царствующий над этим безмолвием шуршащий, пенящийся в грязных лужах дождь.
Я поехал домой.
Форт-Оттова был объят тишиной. При въезде в городок у меня возникло ощущение, будто я попал на кладбище — те же извилистые дороги, пустынные лужайки и глиняные курганы, крошечные, похожие на склепы, домики. Детишки сидели по домам, прячась от дождя. Кое-где в окнах горел свет, голубыми бликами мерцали включенные телевизоры. Проезжая по вымершим улицам, я мысленно представлял себе, как протекает субботнее утро за стенами окружавших меня домов: карточные столики завалены кроссвордами и настольными играми; родители, еще в халатах, потягивают кофе из массивных кружек; подростки отсылаются в своих комнатах наверху. От этих сценок веяло покоем и уютом, и когда я подъехал к своему дому, то с облегчением отметил, что, по крайней мере, снаружи он ничем не отличается от других.
Я припарковал машину на подъездной аллее. В гостиной горел свет. Мэри-Бет сидел под деревом, застыв, словно Будда, его мокрая шерсть липла к озябшему телу.
Я вылез из машины и прошел в гараж. Там на стене висела маленькая саперная лопатка, и я как раз протянул руку, чтобы снять ее, когда дверь в гараж открылась и за моей спиной возникла Сара.
— Что ты делаешь, Хэнк? — спросила она.
Я повернулся к ней, держа в руке лопатку. Сара продолжала стоять в дверях. Аманда лежала у нее на руках, посасывая пустышку.
— Хочу пристрелить собаку, — сказал я.
— Здесь?
Я покачал головой.
— Отвезу его в Ашенвиль. На старую отцовскую ферму.
Она нахмурилась.
— Пожалуй, сейчас не самое подходящее время для этого.
— Я сказал Карлу, что верну пистолет до конца дня.
— Почему не подождать до понедельника? Ты смог бы отвезти собаку к ветеринару, и тогда тебе не понадобилось бы оружие.
— Я не хочу, чтобы это делал ветеринар. Я должен сам.
Сара переложила Аманду на другую руку. Одета она была в джинсы и темно-коричневый свитер. Волосы связаны на затылке в «конский хвост», как у девочки.
— Почему? — спросила она.
— Такова была воля Джекоба, — ответил я, так и не решив для себя, правда это или продолжение лжи, которой я до этого потчевал Карла.
Сара, казалось, была в растерянности, не зная, как реагировать на мои слова. Не думаю, чтобы она мне поверила. Сдвинув брови, она уставилась мне в грудь.
— Пес такой несчастный, — сказал я. — Это несправедливо по отношению к нему — держать его здесь, на холоде.