— Они были вынуждены обставить это как несчастный случай. Отец знал, что нам понадобится его страховка, чтобы покрыть долги. В этом он видел единственную возможность расплатиться. Ферма была заложена, так что никакой другой ценностью, кроме своей жизни, они не располагали.
— Но, Джекоб, они же могли убить водителя грузовика. Почему бы им было не врезаться в дерево?
— Это уж точно выглядело бы как самоубийство. Они не могли позволить себе этого.
Я попытался представить родителей, сидящих в темноте на автостраде в ожидании, когда впереди замаячат огни встречного автомобиля; вот они наконец показались, и отец резко выруливает на шоссе. Родители торопятся сказать друг другу прощальные слова, принести заверения в любви, и обрывки этих фраз тонут в грохоте приближающегося грузовика, ужасающем скрежете тормозов перед роковым столкновением. Я сопоставил нарисованную картину их гибели с той, что хранил в памяти все эти последние годы: мои родители, вдрызг пьяные, хохочущие, на большой скорости мчатся по автостраде, в автомобиле на всю мощь работает радио, в открытые окна врывается холодный ветер, и оба совершенно не осознают, что нарушают правила движения, пока не замечают неумолимо надвигающейся на них махины грузовика, и вот уже эта огромная металлическая туша обрушивается на них всей своей тяжестью. Я задумался, какую же версию все-таки предпочесть — сознательный выбор или нелепую случайность, — но обе они представлялись мне слишком мрачными. Я не знал, на какой остановиться.
— Почему же ты мне этого раньше не говорил? — спросил я.
Джекоб не сразу нашелся с ответом.
— Я думал, что тебе вряд ли захочется знать об этом.
Я кивнул, соглашаясь с ним. Даже сейчас мне не хотелось знать все это, вдумываться в то, что он только что мне сказал, анализировать возможные причины трагедии, решать для себя: верить в них или нет. На меня обрушилась лавина противоречивых чувств: ревность, потому что мать позвонила в тот вечер Джекобу, а не мне; удивление тем, что ему удалось столько лет хранить все эти подробности в тайне от меня; сожаление по поводу того, что мои родители — хорошие, работящие люди — были доведены нищетой до такой крайности, что обстоятельства вынудили их пожертвовать своей жизнью и рисковать жизнью ни в чем не повинного человека только ради того, чтобы избавить себя и своих детей от тяжкого бремени долгов.
Джекоб начал притоптывать, пытаясь согреться. Нетрудно было догадаться, что ему хочется скорее уйти отсюда.
— Джекоб, — негромко произнес я.
Он повернулся и посмотрел мне в лицо.
— Что?
Мэри-Бет ходил кругами возле наших ног, позвякивая в темноте ошейником, словно крохотное привиденьице, закованное в кандалы.
— Сара знает про деньги. После того как Лу приходил их искать, мне пришлось все ей рассказать.
— Ничего страшного, — сказал он. — Думаю, она из всех нас самый надежный человек.
Я пожал плечами.
— Все дело в том, что она страшно боится Лу. Она опасается, что рано или поздно он упрячет-таки нас с тобой в тюрьму за убийство Педерсона.
Я махнул рукой влево, в сторону могилы Педерсона. Джекоб проследил взглядом за моим жестом.
— Лу не стоит опасаться, — заверил он. — Он просто хочет быть уверенным в том, что ты отдашь ему деньги. Как только он их получит, сразу же оставит тебя в покое.
— Я не собираюсь отдавать ему деньги. Мы с Сарой все обсудили и решили, что пока не стоит этого делать.
Джекоб молча уставился на меня, мысленно прикидывая возможные последствия такого поворота событий.
— Тогда, мне кажется, нам остается лишь ждать и гадать, блефует он или нет.
Я покачал головой.
— Нельзя доводить до этого. Мы должны обезопасить себя.
Он недоуменно посмотрел на меня.
— Что ты имеешь в виду?
Я изложил ему план Сары. Он выслушал все до конца — сосредоточенный, ссутулившийся, обеспокоенный.
Когда я закончил, он спросил:
— Зачем ты мне все это рассказываешь?
— Мне нужна твоя помощь, — сказал я. — Без этого ничего не выйдет.
Нахмурившись, он принялся разгребать ботинком снег под ногами.
— Мне не очень хочется участвовать в этом. Я не думаю, что Лу опасен.
— Еще как опасен, Джекоб. И не только сейчас, но и в будущем.
— Не похоже, что…
— Нет, — прервал я его, — подумай хорошенько. Даже если я отдам ему его долю, на этом все не кончится. В делах об убийстве не существует срока исковой давности. Пройдет десять лет, и, когда Лу промотает свои деньги, он без труда разыщет тебя и будет шантажировать тем, что ему известно.