Выбрать главу

— Что это? — повторил я вопрос.

— Обрывок одной из нитей, что закоротили схему прибора, который ваша милость изволили спаять, — с готовностью ответил Петр, вновь отвесив поклон, на этот раз показавшийся мне издевательским. — Правда, похоже на бусы из черного жемчуга?

— И как ты это объяснишь?

В ответ Петр только развел руками: что, мол, может объяснить моей милости тот, кто не вышел ни титулом, ни образованием, ни рылом, и вообще лично его все это мало касается — так, чистое любопытство. Настаивать я не стал: время откровенности между нами еще не пришло. В конце концов, Петр не был свалившимся с Луны уникумом, бароном и личным приятелем императора, а случись ему попасть в психушку, он бы не вышел оттуда так же легко, как я.

Но осторожность — осторожностью, а порой надо ведь и доверять кому-то, если хочешь сделать что-нибудь более важное, чем почесаться. Иначе, увы, никак.

Но поди заикнись о своих устремлениях, и в лучшем случае получишь недоуменное молчание, а в худшем — донос: не в порядке, мол, наш барон, опять начал заговариваться…

«Нитка черного жемчуга» была понятна мне и без объяснений: за несколько секунд — или долю секунды? — до включения генератора шума Инфос понял, что к чему, и дал команду. Его монады начали слипаться друг с другом, образовали проводящие мосты, обуглились, но дело свое сделали. Однако генератор все же нормально работал целых полминуты… Значит, монады, лишенные связи друг с другом и с коллективным «мозгом», все равно исправно выполнили последнюю полученную ими команду, пусть и намного медленнее. То есть они имеют некую рабочую память…

А чему я, собственно, удивляюсь? Так и должно быть.

Гипотезу о том, что они имеют еще и свободу действий плюс некий интеллект, я отбросил как несостоятельную. Каждая частица Инфоса — не более чем нейрон супермозга. Какую такую свободу имеет нейрон? Крайне относительную.

Но что мне делать дальше?

Генератор шума можно усовершенствовать и в какой-то мере защитить. В далекой перспективе — оснастить каждого человека (начав с себя) персональной глушилкой на батарейке. Приватность — наше все.

Я еще не решил, чем займусь конкретно, знал лишь одно: экспериментировать я не перестану. Долго ли продлятся мои эксперименты и велик ли у Инфоса запас терпения — выяснится со временем.

— Петр!

— Я здесь, ваша милость.

Он преданно таращил глаза. Он меня достал. Тоже мне, сундук с двойным дном!

— Что ты заладил «ваша милость» да «ваша милость»? Мою милость еще заслужить надо. Теперь слушай в оба уха. Ты ведь не догадался, какого рода прибор я собрал? По глазам вижу, что не догадался. Тебе и не надо. Бросай все дела и спаяй мне точно такой же. Вот схема. Защити конструкцию от возможного замыкания лаком или еще чем-нибудь… ну, сообразишь. Уяснил?

— Так точно.

— Выполняй.

Черта с два Петр не догадался. Он все понял, как и Андреа. Эти двое были кем угодно, только не дураками.

Поглядим, что из этого выйдет, решил я. А пока — плевать.

Гильермо изображал деятельность — бродил с тряпкой вдоль рядов древних велосипедов, выискивая прищуренным глазом, где бы еще стереть пыль с руля или сиденья. Андреа ругался с Тарасом — тот ныл, что не может сегодня работать, демонстрируя в качестве доказательства забинтованный палец. Я отправил лодыря домой, а спустя некоторое время неискренне похвалил Гильермо за старательность и дал ему отгул до завтрашнего дня. Отделавшись таким образом от балласта, я велел Андреа проводить меня в зал древних компьютеров. Близкое знакомство с этой частью музея я откладывал довольно долго.

Зал был таков, что, если его расчистить, в нем можно было устраивать гонки на флаерах. Но расчищать пришлось бы долго. Человечество, когда у него еще работали мозги, выдумало столько всевозможной техники для вычислений и обработки информации, что брала оторопь. По-моему, в этом громадном зале было собрано все: от древнейших абаков, логарифмических линеек и механических счетных машин доэлектрической поры через релейные, ламповые, транзисторные и интегральные конструкции до первых рассеянных компьютерных систем (экспонировалось несколько пылевидных частиц под микроскопом). Громоздились чудовищные металлические шкафы ЭНИАКа (к сожалению, реплика), неолитическими менгирами торчали блоки памяти — словом, всего хватало. И подумать только: ведь первые потуги в этом направлении касались только счета, первые компьютеры должны были всего-навсего избавить ученых и инженеров от рутинных вычислений!