И там — сначала было трудно («общей культуры не хватало, ведь в городе — знаете как — и воздух насыщен информацией»), а потом пошел, пошел, потащил этот воз на широких своих плечах — даже аспирантуру предложили.
— Ну и?
— Работать надо было. Матери помогать… — и запнулся.
— А еще что?
— …ничего… — и покраснел.
— Что-то вы скрываете, любезный Василий Поликарпыч!
Я опять взяла этот чуть покровительственный тон — так мне было легче, — уж больно нравился мне этот буйвольский мужичок, умеющий краснеть.
На мое незамысловатое кокетство последовала неожиданная реакция: человек выпрямился, поиграл широкими челюстями, прямо глянул посветлевшими глазами и выпалил:
— А еще к тому времени я женился, и у меня появилась дочка.
Он, наверное, полагал, что я должна упасть в обморок или заплакать. Или указать ему на дверь. Да, да, он думал о двери. Поэтому мой смех показался ему неуместным и рассердил. И расстроил. И все эти чувства доверчиво вышли на его лицо. И пробыли там довольно долго. Потом он отозвал их куда-то вглубь, встал с табуретки и закурил.
— Я не всегда, Анна Сергевна, понимаю вас…
— Ну и прекрасно. А то было бы скучно.
— Мне бы не было.
Господи, да он все всерьез! И требует в ответ того же. А на меня нашло-наехало.
— Так вы, стало быть, женатый человек? Где же ваша жена? Как ее зовут?
Он сморщился от бестактности, но поставить меня на место не решился.
— Ее зовут Елена. И мы разошлись.
— Не может быть!
— То есть формально — нет, но она осталась там, и мы решили…
Ну конечно! Разве такие люди разводятся?!
Бедный, он не мог понять, что́ в этой ситуации меня тронуло. А вот тронуло! Прочность? Да. И умение поставить чужое выше своего. То есть доброта. Раньше для меня всему этому была грош цена. Впрочем, раньше — это раньше, а теперь — не так. Ведь учит нас жизнь хоть чему-нибудь, верно?
Очень печально и покорно отвечал он на мои вопросы, обрисовывал факты и застопоривался, чуть заходила речь об эмоциях, которые эти факты вызывали: снова закрывался.
— …и пригласили работать в райком.
— Вы обрадовались?
— Ну… наверное. Не помню точно.
— А работа была интересная?
— Хорошая работа. И людям помочь можно.
— Как тем учителям?
— Да.
— У вас с ними — дружба?
— М-м… Не сказал бы. Все как-то некогда. И им, и мне.
— Вы хороший человек?
— Ну… не знаю.
— А Новый Главный?
— Неплохой.
— А наш Валёк?
— К нему не подходит этот «Валёк»…
— Ну, так — хороший?
По лицу его пробежала тень. С чего бы? Тень стала шире, раскрылилась, затемнила солнышко.
— Чего вы? — спросила я.
— Я? Ничего. Валерий Викторович прекрасный человек, так я думаю.
— Ну, ну? Что же тогда?
— Я его не понимаю.
— А чего в нем не понимать?
Губы пошли вниз, образовав не то скорбную, не то высокомерную гримасу.
— Я человек простой! — И вдруг почти стон: — Оставим это!
Видно, чем-то наш тактичный зав. задел простоту (именно простоту) Василия Поликарпыча. Но, в самом деле, лучше было не настаивать.
— О, подождите, у меня есть немного вина и хорошие консервы.
Он улыбнулся. Тень отошла. Барометр, как говорится, показал «ясно». Ясно, светло, доверчиво!
Дачный поселок погружался в полутьму. На западе небо вспыхивало раскаленно, откуда-то из-за полукруглых липовых крон налетали целые стаи птиц, — снизу они казались черными. Бесшумными взмахами крыльев они как бы приближали небо, делили его на части. Тут не было ничего зловещего, а напротив — нечто, дававшее ощущение другой, не познанной нами жизни. Птицы выбирали несколько деревьев — почему-то елок — и рассаживались там тесно и картинно, перепархивая, слетая, меняясь местами. Черным по оранжево-серому. И это мешало мне спать, и я бродила уже в темноте по незнакомым дорогам, выходившим на незнакомые шоссе, где, притулившись к дачным заборам, стояли телефоны-автоматы, по которым можно было звонить в город через восьмерку. Кабины притягивали своей пустотой, но я проходила, резко отворачиваясь, и только в памяти оставались зарубки, что вот, мол, стоят они там-то и там-то, у заборов.
Я вспомнила, как после того вечера — первого вечера в моей квартире — он позвонил ко мне (очень не скоро).
Позвонил и не сразу отозвался. Потом — напряженно:
— Это Василий Поликарпович говорит. Я не вовремя?
А я, уже когда услышала звонок, знала, что это он. Так ведь часто бывает, — для этого не надо большой интуиции.