Вадим защищал докторскую в чужом (смежном) институте. Это было неприятно руководителю (что защитил), но не грозило особо: в другой, мол, области работает! И, состоя членом редколлегий всех соответствующих журналов, опять же был спокоен: в печать не попадет.
Вадиму потом долго не хотелось браться за работу. Противно было. Впрочем, что об этом? Здесь только общие черты, а там были и детали.
— Я делаю, Анна Сергеевна, то есть, простите, Жанна, я делаю свое немногое. Но свое. За это мне платят деньги и не спрашивают ничего такого, чем я не хотел бы поступиться. У меня нет сил расталкивать, — он развел руки. — Что поделаешь, нет. Мне бы успеть. Ведь все так медленно… Но когда я работаю, счастлив. Вот так. Так я выбрал. А публикации…
— У вас плохие нервы? — Вошла она в свой привычный темп беседы: пинг-понг, мяч партнеру, мяч на своем поле. — А? Не выдерживают?
— Как бы вам поточнее сказать, если уж вас интересует. Я как рыба: немного сплющен давлением водных толщ.
— Ушли на дно?
— В глубину.
— Таким родились?
— Кто ж это знает? Ведь человек — не рыба. Но поверхность мне противопоказана, это точно.
— Был повод убедиться?
— Даже побороться за место под солнцем.
— И?
— Нет, — засмеялся он. Ему этот пинг-понг был симпатичен.
— Ну и ладно, — успокоила Анна Сергеевна. — Значит, таким родились, фамильное свойство.
— Ну нет, тогда скорей другое: слабый сын сильных родителей.
— Но Варвара Федоровна…
— О, сильнее воли я не встречал. Только направлена своеобразно… — И впервые подумал с полной отчетливостью: это ведь какую силищу надо иметь — ничего не внося, все держать в своих руках. Все и всех.
— А чем занимаетесь вы? Если точнее?
— Всего одним геном. Одним маленьким геном.
— Вы так говорите, будто это ген счастья.
— Почти.
— Расскажете когда-нибудь?
— Непременно.
Анна Сергеевна поглядела на дверь Варвары Федоровны, вопросительно подняла брови, Вадим кивнул и пошлепал ладонью по дереву.
— Да, да, конечно, — расслабленно откликнулась хозяйка дома. Она полулежала в кресле, ее цветущее лицо было печально.
— Я краем уха слышала, что вы с Вадимом говорили о силе. Вы не думали о том, что порой и слабость — тоже сила?
Она, конечно, хотела сказать о физической слабости и о силе духа.
«Нет, нет, это долгий разговор, — подумала Анна Сергеевна. — Он затянет в дебри. Ну ее…»
— Я, Варвара Федоровна, имела в виду нечто более конкретное — силу, которой сопутствует энергия.
— Энергия для вас начало позитивное?
— Не сказала бы… Когда как.
— А вы не считаете, что именно такая энергическая сила погубит мир?
— Я в этом не сомневаюсь. — И Анна Сергеевна улыбнулась. — Вот только еще не додумала, что было бы с миром без нее.
— Что-нибудь вроде дельфиньего царства, — мягко подсказал Вадим. — Помните, Чапек попытался представить себе такое в «Войне с саламандрами»?
Варвара Федоровна метнула в его сторону недовольный взгляд.
— Знаешь, друг мой, про все уже кто-нибудь думал. И все же мы решаем всякий раз для себя. А нахватанность — это, это… замена мышления, банальность подхода.
— Благодарю вас, маменька, — поклонился он комически и примирительно. — Я очень рассчитывал, что вам удастся осрамить меня перед Анной Сергеевной.
«Вот мы и прорепетировали, — подумал он. — Анна Сергеевна хоть может зубки показать. Аську же о н а уничтожила бы!»
У порога Вадим на лишнюю секунду задержал руку женщины в своей теплой руке:
— Помните, у Блока:
Об этом, кажется, мы сегодня и говорили.
И тут впервые она подумала, что, может, его доброта была направлена именно к ней. В этом горьком и эфемерном мире его ненормальной матушки разве он не хочет участия, доброты, нормы? Разве не готов сам делать такие же подарки?!
Тепло, переданное из руки в руку, скоро истаяло. И опять задержала дыхание тоска.
О сила сильных и правда правых! Я была блистательно права в своем гневе на этого человека (это уже о Поликарпыче), с его осторожностью, зависимостью, была великолепно сильна! Ну и что? Много ли радости это принесло? А зато горя!..
Статья по молекулярной биологии хорошо удалась и укрепила положение женщины в газете. (Так бывает с новичками: первый забег — и вдруг рекорд, первый раз в лес за грибами — и вдруг больше всех! А потом успех может не повториться.) Встреча с Вадимом ушла в давно прошедшее, и теперь даже как-то странно было, что говорили так по душам. Было ли вообще? И единственным, пожалуй, аргументом осталась книжка о третьем глазе, напечатанная на машинке, — о возможности видеть еще что-то, кроме того, что показывает тебе реальность. А реальность показывала начинавший запыляться город, тускловатые окна в редакции, множество суеты по каждому поводу и полное ее, то есть Анны Сергеевны, неумение сосредоточиться на чем-нибудь, кроме своей утраты.