— Я хотел бы показать вам свой очерк. Понимаю, что неудобно загружать вас…
Да, да, мой хороший, загружать меня действительно неудобно, — я женщина одинокая, мой сын еще не вырос, его надо кормить и одевать, и у меня на учете каждый час. Но делаются же для кого-то исключения!
— Я буду рада, если смогу быть полезной.
— О…
Я засмеялась.
Сейчас было бы невозможно так разговаривать, — он бы не позволил. А тогда еще даже Коля Птичкин мог подшучивать над ним. Этот Птичкин повадился ходить ко мне так же, как в свое время звонить по телефону:
— Анюта, я на секунду! — Это уже в дверях. — Не помешал? Ты ведь не одна?
Он на удивление точно уловил момент, с которого началось мое «не одна». И теперь отлично знал, кто уплетает борщ на кухне, и шел прямо туда. И ждал тоже по части еды. А чуть насытившись, начинал веселиться:
— Вот вы, Василь Поликарпыч, — борец. Я это позвоночником чую, хотя ничем подтвердить не могу. Фактов нет.
— Тогда и утверждение ваше голословно, — очень миролюбиво ответствовал мой герой, аккуратнейше вытирая бумажной салфеткой чуть запотевший от борща подбородок. (Я бы предпочитала, чтобы он этот подбородок не заливал вообще, но что поделаешь!)
— Видите ли, я заметил, что вы читаете книги всяких великих экономов и философов. Вольтера вот брали, а?
— Ну и что?
— Вы самоусовершенствуетесь. А для чего?
— Разве нельзя просто читать?
— Можно, но я спрашиваю: для чего? Это я себя спрашиваю. И сам себе отвечаю, потому что вы не ответите: для движения вперед.
— Коля, прекрати. Веди себя хорошо и отлично.
— Нет, почему же, Анна Сергеевна, — возражал, отчаянно смущаясь, мой герой. — Я действительно интересуюсь вопросами… и… более широко.
— Но для чего тогда Бунин? При чем он тут?
Тут уж я рассмеялась:
— Ну, этого тебе, Коля, никогда не понять! Так же, как слова «вы-г-вам».
Улыбнулся и Поликарпыч.
У нас с ним был уже ласковый разговор, когда я допытывалась, что это слово могло значить, а он утверждал, что никакого «выгвама» не было.
— Да было же, было, такого не придумаешь!
— Ну и ладно. Это будет мой секрет.
— Н а ш, ладно?
Коля Птичкин сделал паузу, давая понять, что в личное не лезет. И потом — снова:
— Василь Поликарпыч, а ведь вы и историей балуетесь!
— Постольку поскольку.
— Я видел ваши пометки на многих книжках — нарочно взял после вас у Верочки-библиотекарши, пока она их еще не разложила.
— Может, конечно, я не все стер, — покраснел Поликарпыч.
— Не в этом дело. Но что вам, например, декабристы?
— Это самое бескорыстное движение, если хотите знать, самое… — Он даже задохнулся от восхищения. — Это истинное служение народу. Ведь у них было все, и они все теряли!
Милый, милый человек, он постигал истины, которые злой мальчик Коля знал с детства и к которым, вероятно, вернулся, пройдя путь отрицания. И сейчас на этот путь затягивал, волочил упирающегося Поликарпыча:
— Но ведь они, ваши бескорыстные, выдавали друг друга!
Как гадко наносить подобные удары! Человек — цельный человек — открыл, поверил и должен находиться в состоянии веры и любви.
— Я не хочу обсуждать этого.
— А князь Трубецкой…
— Я прошу вас, Николай Николаич!
— Коля, и я прошу.
— Сдаюсь! — Коля поднял обе руки, которым не хватало мужественности.
— Тебе не скучно с ним? — начинал свой утренний телефонный разговор Николай. — Он, наверное, читает тебе на сон грядущий «Горе от ума» и восхищается, как разошлись в поговорки и остроты все словечки оттуда.
— Коленька, он блестяще окончил школу и наверняка читал по этому поводу у Белинского, так что…
— Ой да, я не подумал. Ну, тогда, может быть, Евангелие? Ведь оттуда тоже много ушло в мир. «Глас вопиющего в пустыне» — это мой; «Не мечите бисера перед свиньями»…
— Что тебе, собственно, неймется? — перебивала я.
— А то, что он не весь тут. Помяни мое слово. Это какая-то помесь волка с овцой: несуразный гибрид! Зубки-то, а? Заметила? Востренькие. И лапы для прыжка. А вот ушки, курдюк — это от нее, сердешной!
— Коль, мне некогда.
— Pardon, madame! Завтра потревожу…
И тревожил:
— Твой прямо через Главного тиснул большую статью. Прочти.
— Спасибо, прочту.
— Чем, интересно, он это оплатит? Главный задаром не даст. Целую. Ваш «Ка».
А мой обсужденный и осужденный герой приходил почти каждый день, смущенно оправдывался, что без спросу: то был рядом, то книгу хорошую достал и хочет, чтобы я вот тоже… то, наконец, просто соскучился. Все ему трудно давалось. Какое там чтение на сон грядущий!