Бесшабашный вихрик пробежал по Аське. Только бы… того… — в лягушку… как там? Кто из них двоих?
Но принц не просыпался, сказочно красивый. Тогда она, не отрывая от него глаз, нащупала рукой сухую ветку ближнего куста и обломила. Человек вскочил, как от выстрела. Поднялся, огляделся, увидел. И подошел. Он был не так красив: очень уж светлы, почти белы глаза — какая-то преувеличенность в цвете. И не так юн. И не безмятежен.
Улыбнулся принужденно:
— По законам игры ты должна побежать, а я — догнать тебя, схватить поперек живота.
— Я ни во что не играю, — сказала Ася, бледнея и забывая, что сама навязала ситуацию.
А человек менялся на глазах: наливался силой, уверенностью и нетерпением.
Аськино сердце ухнуло в тревоге и тоске. Она испугалась, — таким он стал, этот незнакомый человек. Весь взведенный — ушки наставлены, передняя лапа приподнята в ожидании. Ну да, выжидание, откровенный вопрос. А кругом лес.
Но Ася прогнала это. Мысли переходят от человека к человеку, она это знала уже. И испуг одного вселяет решимость в противника — тоже знала. И нечего, нечего, нечего ей! В ней тоже есть сила. Сила серьезности и строгости (собственно, речь шла о чистоте, но этого она как раз и не знала).
— Что ж ты тут делала?
— Говорите мне, пожалуйста, «вы».
— Девочка, девочка, что вы тут делали?
Ася притворилась, что не поняла, и, рискуя показаться тупой, не ответила, как положено: несу, мол, бабушке пирожок.
— Я не нарочно разбудила вас, — вот что она ответила и очень искренне поглядела в эти блестящие, почти белые глаза.
— Я не сержусь. — И через паузу: — Я устал. — Он сказал это простодушно, разминая затекшие плечи. Поглядел на часы (большие какие-то и странные часы). — Ого! Чуть не прозевал поезд.
— Тут часто, — ответила она.
— Нет, свой, дальний. А ты знаешь, как выйти?
Конечно, был он не из местных и одет был (теперь только заметила) в замшу и какую-то сверхкрахмальную рубашку. И спал во всем этом на земле — не жалел.
Было чуть досадно, как перешли на безразличный, безличный, будничный тон: «чуть не прозевал», «как выйти»… Ее вроде бы и нет рядом, глупой девчонки, не способной поддержать простой словесной игры.
Аська шла по мшистой земле, без тропы, он следовал молча. И сказать, собственно, было нечего. Оживление прошло. Будто все уже спрошено им и отвечено ею (отрицательно).
«Глупо, — думала Аська. — Что ж, так и переться два километра?»
— Пойдете все прямо, — обернулась она решительно. — На опушке свернете вправо. Там и станция близко.
— Спасибо, малыш, — криво усмехнулся человек и вдруг притянул ее голову и силой поймал губы. Она вырвалась, отскочила, да он не преследовал. Махнул рукой: — Приеду ровно через две недели. Через четверг. И буду ждать на станции.
Он пошагал себе — ладный такой, крепкий и легкий на ногу. В этом лесу. В этом замолчавшем лесу.
Аська бежала дальним путем (не столкнуться бы! Не боялась уже, а — чтоб не испортить!). И взрослое, кичливое разворачивалось в ней. «Малыш…», «Через четверг…» И было больно губам. Они, наверное, красные.
Рассказать Алине? Ну да еще! Такое не рассказывают. Подружкам только. И то нет.
Алина сразу спросит: кто он? Целуешься неизвестно с кем. Может, он болен.
Да и девочкам неудобно: что это — в лесу встретила и — сразу.
Она долго плескалась под краном, мылом отмывала губы, даже язык. «Что вы, девочка, тут делаете?», «Малыш…», «Через четверг». Не приедет. Ни за что не приедет. Да и я не пойду. Зачем мне? Не понимаю, что ли, о чем он? «Догнать тебя, схватить поперек живота…» Теперь, когда все перешло в память, игра эта была желанна. Хотя и обижала открытостью. Да и Нет. Нет и Да. И так две недели. А к концу второй вдруг поняла: это ведь шутка! Он же время не сказал. Дура, дура неумная! Нужна ты!
Посмотрела в зеркало: нет, не нужна! Остренькая мордочка, шустрые глазки, и все. Движения без мягкости, без женственности. Углы.