И глянешь, а ч т о твой Баланя — заметил? Доволен? А он отвернется смущенно. Доволен, значит, и смущен твоим успехом.
Анна Сергеевна шла и шла вдоль деревни. И кое-какие дома узнавала — по кустам, теперь разросшимся, по наличникам… В домах никого не было видно — время рабочее. На одном лишь крыльце (чье же это? Уж не Ивиных ли?) сидела румяная женщина непонятного возраста. Сидела, перебирала картошку. Из мешка в корзинку клала, наверное, крепкую, а подгнившую — в большой целлофановый куль. Анна Сергеевна замедлила шаг. Господи, Аленка! Поздоровалась.
Та ответила и взглянула удивленно. Позвала:
— Входите, — потом кивнула на ступени. — Садитесь. — И улыбнулась.
— Вас не Алена зовут?
— Никак знакомы? Я тоже вот гляжу — вроде б видела где-то…
— И не призна́ешь. Аня я, Сергея Иваныча, агронома, дочка, возле березы мы жили. Помнишь?
— Ой, Анюта! Как же не признала подружку мою дорогую! — И кинулась обнимать, рассиялась. Зубы у нее были неровные, но еще белые, свои. — Ну пойдем в дом, что ж тут гостевать!
— Ты одна?
— Одна домовничу. Мои все в колхозе. А я вот ногами маюсь. Застудила. — Она приподняла подол, показала старые, подшитые валенки.
Анна Сергеевна ступила вслед за хозяйкой в дом и с радостью ощутила знакомый, забытый запах опрятной избы — запах дерева, топленной дровами печи, еще какой-то — здоровый, ржаной, будто хозяйка пекла здесь хлебы (да нет уж, не печет, берет в магазине. Но вот устоялся запах, пропитал все собой!).
— А ты изменилась, Анюта.
Алена хлопотала вокруг стола, ставила всякую деревенскую снедь — картошки, варенные в мундире, соленые огурцы, грибы в глубокой тарелке, резала здоровые ломти хлеба. «Простая», — говорили здесь, то есть не жадная. Кто поприжимистей, тот хлеб режет тоненько. Да про Алену и так ясно.
Женщина помнила востроглазую девочку, ее приветливую и шуструю рожицу, ее готовность всех защищать и мирить. Аленка!
Когда Жанна (отец называл ее только так!) появилась в деревне (ей лет восемь было, не больше), мальчишки стали задираться. Особенно один, Васька Гусек. Он и правда всей повадкой своей, особенно привычкой при ходьбе тянуть вперед голову на длинной шее, напоминал дикую птицу (и ходил-то как летал!) — не гусь, а гусек. Вот он и начал для знакомства:
— Березовая! — буркнула Жанна. (Впрочем, здесь ее быстро переименовали в Аню.)
— Ах ты Гусек бессовестный! — кинулась из ребячьей толпы Алена. — Иди-ка, иди сюда! — И, отведя в сторонку, зашептала ему что-то быстро и горячо.
— А где ж она? — переспросил Гусек, уже теряя задор. И Аня (Жанна) поняла, что говорят о ее маме.
— Нет, и все! — строго отчеканила Алена. — Ясно?
И этот ответ сразу понравился Жанне. Нет матери, и все. Нечего зря языком трепать!
— Ну и ладно, — покорился паренек. — Пошли на речку. И ты, Березовая, пойдем.
Так она получила кличку. В этой деревне любили «прозывать».
— А ты, Ален, нет, не изменилась.
— Что ты, Анечка.
Анна Сергеевна сказала просто так, по светской привычке немного перехвалить для приятности. Но еще раз глянула — и впрямь: сквозь широкую маску, кое-где подпорченную морщинами, мелкими у глаз, глубокими, как колеи, на лбу и возле рта, — легко пробивалось то веселое, открытое, что было Аленкой Ивиной, ее любимой подружкой, почему-то так легко забытой, будто толпами ходят такие — только окликни, позови.
И она повторила, но уже вложив другой смысл:
— Нет, Алена, ты все такая же.
— Ой, Анюта, сколько за жизнь претерпеть пришлось, не расскажешь. — И вдруг всхлипнула, перехватила ладонью слезу на щеке. — Ведь у меня муж помер. Свекор тоже лежал семь лет без движения, выхаживала. — И улыбнулась виновато (вот, мол, нашла чем гостью развлечь!). — Встал все же, до завалинки доходил сам. Теперь его дочка в поселок увезла, — у нас рабочий поселок недалеко построили, — там у них и больница, и газ провели, и все… Так я скучаю об нем. Хороший дед. Хотя и легче теперь, конечно.
— А кто с тобой-то?
— Много у нас тут челяди. Детишек трое. Большие. Да что все обо мне. Я как родилась на этой вот кровати, так и помру здесь. О себе скажи.
— Ой, Аленушка, худо мне!
— Ну да? — недоверчиво спросила подружка и снова оглядела гостью. — Так-то не похоже. Одета складно, прическа… все как вроде молоденька… Глаза вот только.