— Есть! «И рыдал оборванец босой!» Мама, это я!
Сашка скакала, как рыжая обезьянка, помогая матери. Алина, прежде чем уйти к себе, разобрала свой столик в коридоре, подмела на кухне и вынесла отличную вазу, в которую Сашка сунула уже привядший букетик сирени: авось гости цветочков принесут!
— Бесстыдница ты, Сашенция. Сбегала бы на рынок.
— Притащат! Не жмоты же они какие-нибудь. Или жмоты?
— Этого я не знаю.
Коршунов приехал веселый и энергичный.
— О, молодцы бабы! — закричал с порога, увидев украшенный свой кабинет. — Ну, идите, приветствуйте кормильца!
Сашка обняла его, Ася сдержанно поцеловала, но он и не заметил, а сразу — к чемодану. Вытащил красивые бутылки, всякую, как он говорил, «рыбку и птичку», завернутую в целлофан: у него был серьезный магазинный блат, которым он частенько пользовался.
— Как съездилось, папка?
— Кажется, хорошо. Все привез, что искал. Нашел одного уникального старика, у которого сохранились записи его деда… Ну, потом расскажу. Давайте расставим стулья.
Гости ввалились очень скоро и тоже оживленные. Особенно Главный. Это был неторопливый обаятельный человек, и Асе было по-домашнему уютно, когда он обнял ее и пробасил по-южнорусски, смягчая «г»: «Глядите, який у нас гарный ребеночек!» — и процитировал, запинаясь:
И потом, как и в прошлые разы, спросил:
— Ты все еще работаешь?
— Конечно.
— Ну, молодец, молодец, Асенька. Где таких жен берут?
Асю удивляло, что он помнит ее имя, знает о ее работе, вообще — замечает. Ей казалось, что она, как мышка, не видна никому, — спрячется где-нибудь в уголке, поглядывает молча.
А мужа и прежде эти разговоры смущали. Он потом выговаривал ей:
— Надо бы тебе… знаешь… пойти учиться, что ли.
— Я бы не смогла быть врачом. Тут решительность нужна.
— Почему обязательно врачом? Уходи из больницы, поступай на курсы иностранных языков. Да вот хоть у нас есть кружок. И жены ходят.
— Зачем мне? — искренне недоумевала Ася. То есть она бы и взялась за английский, но почему ради этого бросать работу? Не станет же она переводчиком.
— Поздно менять профессию, — каждый раз говорила она не совсем то, что хотела. Ей было неловко подбирать слова к тому несложному чувству, которое есть увлечение своим делом.
В этот раз Главный был особенно радушен. Ахнул на взрослость Сашки, ткнул в вазу здоровый букет тюльпанов — красных, темно-алых, желтых.
— Ну и хорошо у вас! Прохладно! На улице духотища… — Он спустил узел галстука, распахнул ворот рубахи. — Попить дашь мне, пичуга? — обратился к Саше.
Сашка кинулась в кухню. Она вертелась среди гостей, довольная донельзя. А гости усаживались за красивый стол, а гости накладывали себе дефицитную пищу. Начинался малодоступный Асе, но всегдашний, непременный редакционный разговор, который казался похожим на сплетничанье, на осмеяние кого-то заглазно. Может, конечно, те люди и стоили осмеяния, этого она не знала точно, н о… А что «но»? Будто у них в больнице друг о друге не болтают.
Ася оглядела гостей. Они пришли прямо с работы — пять человек, включая Главного. Среди них одна женщина. Она приходила на сборища и прежде, не очень молодая, но с хорошо сохраненным лицом и статью, похожая на спортсменку. А запах вносила с собой слабый, разнеженный, как увядающий цветок. Но ни у одного цветка такого запаха не было. Тут был подвох. Подвох, подделка, как, скажем, Волк из «Красной Шапочки» рядом с настоящим волком.
За спиной эту женщину в ее изысканных одеждах называли «замшевая леди», иногда, памятуя детское чтение, просто «миледи», а в глаза заискивали.
Первый раз женщина — ее звали Нинэль Борисовна — долго разглядывала Асю — разглядывала и улыбалась ей. Потом подошла к Владиславу и сказала громко:
— Ну что ж, будем считать, дело Мефистофеля сделано. — И обратилась ко всем, указывая на Асю: — Чем не Маргарита?
Асе это должно было польстить, она понимала. А было неприятно. От властного тона, от бесцеремонности: вот, выставила напоказ, — решайте, обсуждайте.
Коршунов тоже отчего-то был смущен: он придержал женщину за запястье:
— Успокойся.
— А что? — с вызовом оглянулась та.
— Мой совет тебе.
— А-а-а… «Мой совет до обрученья…» — пропела она звеняще.
Совет был — приказ. Ася сразу уловила это.