Впрочем, как ему показалось, лишь мгновенье пребывал он во мраке. Затем сознание вернулось к нему…
Он сидел на каменной плите, не чувствовал боли, и глядел на сероватых обитателей руин. А они уже успели его разглядеть и не обращали на Винда особого внимания; занимались своими делами, перетаскивали некие, похожие на оружие предметы; но делали всё это молча. Юноша уверился, что они действительно немые, да, пожалуй, ещё и глухие…
Тогда он приподнял свою измятую, грязную рубаху, и обнаружил, что на месте сломанного ребра теперь вставлена каменистая пластина, цветом почти сливающаяся с его телом.
Он сказал:
— Ну, спасибочки… Так мне теперь и ходить с этим камнем в теле?
Ответа не ожидал, но получил.
А ответил ему тот, самый старый, самый растрескавшийся из всех каменистых:
— Камень крепкий — жизнь тебе спасёт. Грозный житель леса — Винда не убьёт.
Голос у старика был хрипловатым, трескучим, словно бы сквозь каменную толщу продирался.
Винд спрыгнул с плиты, прошёлся по этому, весьма просторному помещению и сказал:
— Спасибочки, конечно, что вылечил. Но у меня сейчас главная задача — на Каэлдэрон вернуться.
И снова растрескавшийся старикан проговорил:
— Знаем — мир Каэлдэрон. В небе он над нами. Но для нас он отдалён — не дойти ногами.
— Понятно, что ногами не дойти, ну так, может, долететь можно?
— Не летали никогда, жили долго в камне. Но ведь это не беда — будешь счастлив с нами.
— Нет, дорогие мои каменистые, с вами я счастлив не буду. Меня там родители ждут. У меня там друг — кораблик Крылов… В общем, буду думать, как отсюда выбраться… Вот ты говорил, что в лесу кто-то живёт. Можешь меня с ним познакомить?
При этих словах все каменистые прекратили свою работу, обернулись к Винду. Их серые лица выражали напряжение…
Старейший произнёс:
— Житель леса страшен. Ростом — в десять сажен. От него себя храним. И тебя о том молим…
— О чём молите то?
— Чтобы был ты с нами, с верными друзьями.
— Так, ладно, а что с клюваном-то?
— Птица вкусной оказалось — ничего уж не осталось.
— Понятно… могли бы и мне что-нибудь оставить. А там ещё кабинка была, а в кабинке сундук, а в сундуке… я, впрочем, не знаю, что в том сундуке, но, судя по всему, нечто очень ценное. Собственно из-за этого сундука и из-за своего излишнего любопытства я и попал к вам…
— Тот сундук вон там стоит — пламень яркий в нём горит.
Каменистый кивнул в сторону коридора. Винд поспешил туда, и, миновав крутой поворот, оказался на улице.
Оказывается, солнце уже зашло за горизонт; но полной тьмы не было — в вышине небо оставалось лазурным, там плыли мирные облачка; а из-за горизонта выглядывал Каэлдэрон. Родные уже ждали возвращения Винда, волновались…
Сундук стоял в нескольких шагах от входа в жилище; за ним, как показалось Винду, никто не присматривал. Так как кругом сгущались ночные тени, изумрудное сияние из-под крышки казалось более ярким, чем прежде…
Следом за Винду вышел и старый каменистый, у него Винду спросил:
— Пытались открыть?
— Открыть его пытались, но только обломались…
— Не догадываетесь, что там, внутри?
— Этого не знаем, но предполагаем… Свет там негасимый, сумраку противный. От лесного лиха будет нам…
Тут каменистый издал несколько скрежещущих звуков, и топнул ногой.
— Что, рифму придумать не можешь? — догадался Винд. — Ну так говори нормально, без всяких рифм.
— Мыслимо ль без рифмы? Мы ж не злые тифмы!
— Что ещё за тифмы? — хмыкнул Винд, решив, что непонятное словечко было придумано только что ради рифмы.
— Тифмы — злые твари, тёмные от гари. Все они пропали, мы свободны стали…
— Ну и замечательно!
Но каменистый продолжал:
— И одна лишь тифма по лесу гуляет, жизнь нам отравляет.
— А-а, так это вы про лесное чудище! Если с нашего Каэлдэрона на ваш Аратроэль ночью глядеть, видно синеватое свечение в лесу. Кто-то там движется, но вот кто — разглядеть мы не можем. Стало быть — это тифма бродит. А какая она из себя — эта тифма?
— Говорю же: в копоти, в тяжести и в топоте. К озеру подходит, на границе бродит; спать всегда мешает, наш покой смущает…
— Да? А мне в общем-то всё равно! Мне бы на Каэлдэрон вернуться!
— Ты забудь о Каэлдэроне, ты забудь о прежнем доме. Будешь жить в руинах, на сиих камнинах; рифмами общаться в камень превращаться.
— Ну уж нет! Мне уже осточертели ваши рифмы, а уж в камень превращаться мне совсем не хочется…. Так что буду думать, как домой вернуться! — выкрикнул Винд.
— Если хочешь — возмущайся, ну а лучше — рифмами общайся!
— Да не нужны мне ваши рифмы!..
Тут земля под ногами Винда слегка вздрогнула. Прошло несколько мгновений и толчок повторился…
— Что это? — спросил юноша.
— Тифма то проклятый, злобою объятой; к озеру подходит, страх на нас наводит..
Винду страсть как захотелось взглянуть на Тифма. Страха он не испытывал, зато подумывал: а не поможет ли эта Тифма вернуться на Каэлдэрон? Глупо, конечно, было на это надеяться, но всё же оставаться совсем без всякой надежды Винд не хотел.
И вот он подхватил сундук, который оказался совсем лёгким и зашагал в сторону озерца. Выплёскивавшееся из-под крышки изумрудное сияние приятно переливалось на окружавших его каменных руинах.
— Осторожней будь: эта Тифма — жуть! — наставлял его каменистый.
— Да ладно, я за колонной укроюсь. Она меня и не увидит, — ответил Винд.
Так Винд прошёл на край руин, туда, где днём произошла короткая и драматичная схватка с клюваном. Там лежала раскаченная и поваленная громадной птицей колонна, но всё, что осталось от самого клювана — это несколько тёмных пятен на пыльной земле.
Винд положил сундук с неведомым изумрудным сокровищем, и сам улёгся рядом, затаился, укрывшись за каменными обломками. Со стороны озера его не должно было быть видно. Не подумал он только о том, что страшная и ужасная, неведомая Тифма могла приметить изумрудный свет из сундука, который становился тем ярче, чем больше сгущалась ночная мгла.
То, что Тифма приближалась, было ясно из того, как вздрагивала земля. А среди высоких деревьев старого леса, который тёмной стеной дыбился на противоположном берегу небольшого озерца, мерцало, то разгораясь сильнее, то почти затухая, зловещее синеватое свечение…
Винд пытался представить — какая она, эта Тифма, но ничего хорошего, путного не выходило: только беспорядочные, хаотичные образы из детских кошмарных снов. Но юноша ухмылялся, думая: "Ничего мне это чудище не сделает. А, может, даже удастся с ним нормально пообщаться… Ведь эти каменистые обитатели руин совсем глупые — ничего, кроме своих рифм не знают".
Конечно, Винд был не справедлив, так плохо думая о своих спасителях, но уж очень ему хотелось вернуться домой, на Каэлдэрон, а они ничем ему не могли помочь…
И вот на противоположном берегу озерца появилась некая фигура. Синеватое свечение мерцало вокруг этой фигуры, но так быстро оно переменялось, что Винд не мог сказать ничего, кроме того, что фигура эта весьма массивная…
А потом услышал голос старого каменистого, который беззвучно подошёл и разместился рядом с Виндом:
— Тифма даром нас пугает, даром синевой мерцает; не пройти на берег наш — есть у нас надёжный страж…
Винду даже интересно стало, что это за страж такой. Представил громадного и сильного каменистого, но оказалось, что речь шла о сложенной из различных каменных деталей орудии, которое поднялось на платформе из подземного укрытия. Возле этого устрашающего оружия суетились каменистые — закладывали в него трёхметровые копья. Одним из таких копий и был подстрелен днём клюван…
Винд спросил:
— И что — действительно каждую ночь к вам эта Тифма наведывается?
Каменистый проговорил:
— Кажду ночь приходит, кажду ночь уходит. Но уходит не одна, а копьё несёт она. То подарочек от нас; просвистит копьё сейчас!