— Здравствуйте, — спокойно сказала Люся.
— Подожди меня в коридоре. — Валентиновна выставила Вовку за дверь. Нина, Люсина дочь, вышла вместе с Вовкой. — Только чтоб никуда у меня! — наказала Валентиновна. — Сиди и жди. Слышишь у меня?
Вовка кивнул. Он сел рядом с Натой на стул, а Нина убежала на улицу.
— Я сбегала за твоей бабушкой, — сказала Ната. — Не страшно было? Не больно? — Они сидели на стульях напротив старушек и болтали ногами. Еще им обоим было почему-то смешно, когда они смотрели на старушек, и они смеялись весело, получалось даже хихиканье какое-то.
Старушки осуждающе-строго качали головами и говорили, что вот с такого возраста все и начинается…
О чем говорили Люся с Валентиновной, не было понятно, слышно только: бу-бу-бу или бу! бу! бу! Смешно, и ребята смеялись.
— Тетя Люся у нас самая лучшая на весь район, — сказала Ната. — Видишь, как здорово тебя вылечила!
— Чего лучшая? — спросил Вовка.
— Лечит лучше всех.
— Она плохая, — сказал Вовка.
— Да ты что! — рассмеялась Ната. — На ней, сказать, кто хочет жениться? — зашептала она заговорщически. — Начальник рейда…
— А мама плачет из-за нее.
— Знаешь, из-за чего взрослые плачут?
Тут открылась дверь, и из кабинета вышла Валентиновна.
— Так что ты это брось! — сказала Валентиновна на прощание; голос у нее был сердитым.
— А я здесь ни при чем, — ответила Люся.
Бабушка взяла Вовку за руку и почти сдернула со стула:
— Пошли! Носят тебя черти где не надо…
В магазине бабушка ругала Люсю на чем свет стоит; продавщица, уже сдружившаяся с Валентиновной, слушала ее молча, потом вздохнула:
— Не то говоришь, Валентиновна…
— Не то? — вскипела бабушка. — А ну-ка марш домой! — толкнула она Вовку. — Мать, наверно, уж вернулась с работы. И чтоб домой мне!..
Вовка шел по улице, и ему все хотелось, чтобы встречалось побольше людей. Нога у него была забинтована основательно, сразу видно, ранение серьезное. Хорошо бы еще голову перебинтовать. Больше всего на свете Вовке нравились перебинтованные головы. Медаль тоже хорошо, но перебинтованная голова лучше. Вот если идешь, у тебя медаль, нога и голова перебинтованы, и вдруг навстречу Кащей Бессмертный. Вовка даже зажмурился от удовольствия, представив, что будет с бедным Кащеем.
«Ага, — скажет Вовка, — попался? Видишь!» — и ткнет себе в грудь, а там у него медаль… нет, много-много медалей, целых десять штук.
«Ой-ой, — скажет Кащей и затрясется. — Не убивай меня, пожалей, у меня дома маленькие кащеята…»
«Вот так-то, — скажет ему Вовка. — Будешь знать, как на улице с героем встречаться. Ка-ак дам сейчас!»
«Ой-ой…» — заверещит Кащей.
Вовка засмеялся. «Да, — представил он, — сразу бы все увидели, какой я бесстрашный».
— Ты думал, я у тебя последняя дура!.. — Вовка вошел в сенки и остановился. Он еще никогда не слышал, чтобы у мамы был такой голос: злой, громкий, твердый. — Думал, со мной можно как с собакой: бросил кость — на, грызи, только отстань… А я человек, у меня гордость есть, у меня в ушах-то до сих пор стоит, как ты в любви мне раньше клялся… Какие слова говорил! Золотые горы — одни глаза бесстыжие остались. Ну что смотришь так? Неправду, может, говорю? Смотреть-то так ты научился, это я знаю, на Люську свою тоже, наверно, так смотрел, когда охмурял ее? Не морщись, не кислую капусту подаю — правду говорю! Ну, живешь с ней — а меня зачем звал? На кой черт нужна была? Посмеяться хотел, что ли?
— Да пойми ты, пойми… — Голос у отца был глухой, виноватый; Вовка тоже ни разу не слышал, чтобы отец хоть раз говорил так. — Ну, виноват, ну, не выдержал, знаешь ведь, как это у нас бывает… выпил, а там море по колено… Ну что теперь делать? Вешаться, что ли? Биться головой об пол? Ты же из меня не мужика делаешь, тряпку. Сама же потом уважать меня перестанешь…
— Когда это — потом? — с вызовом спросила Зоя.
— Ну, тебе что, слова, что ли, нужны? В ученые, что ли, записалась? «Потом», «теперь»… какая разница? Ты пойми, я же не могу… ты рядом, а не подпускаешь… Люблю ведь я тебя, не могу без тебя…
— Ты про любовь-то забудь. «Люблю»! Начал опять сеть плести… «люблю», «не могу»… проверено уже, как ты любишь…
— Да я, может, из-за того, что не мог без тебя… с тоски, может, с отчаяния, может…
— Ишь как ловко получается! Что ни сделаешь, все от любви. Удобно это у тебя придумано. Ничего не скажешь! Ловко…