— Хотелось бы мне знать, кто такой Похититель Солнц… или что такое. — Он указал на слова, вырезанные на гробе кириллицей. — Тебе это что-нибудь говорит? В контексте психоза? Что это могло означать для Нагорного?
— Нет, я не понимаю.
— Давай все же попытаемся. Я бы предположил, что в воображении Нагорного Похититель Солнц должен представать кем-то, с кем он имел дело ежедневно, и тут я вижу два наиболее вероятных варианта.
— Он или я! — сказала Вольева, зная, что Садзаки увести от темы не удастся. — Да, очевидно, это так. Но это нам мало поможет.
— Ты уверена, что он никогда не упоминал при тебе о Похитителе Солнц?
— Уж такое я бы обязательно запомнила.
Вот это была чистая правда! И конечно, она запомнила: ведь именно эти слова Нагорный написал на стене ее каюты, написал своей собственной кровью. Вольевой словосочетание ни о чем не говорило, но это не означало, что она его никогда не слышала. По мере приближения крайне неприятного конца их не слишком долгих служебных отношений Нагорный почти ни о чем больше и не разговаривал. В его снах царствовал Похититель Солнц. Как и все параноики, он находил свидетельства злокачественной деятельности Похитителя в самых банальных эпизодах повседневной жизни. Если где-то погасла лампочка, если лифт завез его не на тот этаж, виноват Похититель Солнц. Не бывает случайных сбоев в работе техники, любая порча имущества — результат целенаправленных махинаций некоего существа, пребывающего за сценой, и это понимает только сам Нагорный. Вольева по наивности своей просто не замечает очевидных признаков!
Она надеялась — больше того, она молилась, хотя такое и было против ее убеждений, — чтобы фантом поскорее вернулся туда, где он возник, — в подсознание Нагорного. Но Похититель Солнц ни на минуту не оставлял беднягу в покое. И свидетельство тому — гроб посреди каюты.
— Уверен, что запомнила бы, — сказал Садзаки так, будто в его словах таился некий глубокий смысл, и снова всмотрелся в барельеф. — Думаю, первым делом надо сделать его компьютерную копию. Этот шрифт Брайля зрение воспринимает плохо. Как думаешь, что это? — Он провел ладонью по радиальным линиям. — Птичье крыло? Солнечные лучи, падающие сверху? — Почему ему на ум пришло птичье крыло? — И на каком это языке?
Вольева всматривалась, но картина действительно была чересчур сложна для зрительного восприятия. Да Илиа и не слишком усердствовала. Дело не в том, что ей не было интересно. Вовсе не в том! Но она хотела бы заняться Похитителем Солнц сама и чтобы Садзаки не путался под ногами. Уж очень многое тут говорит о тех невероятных глубинах, куда спустился разум Нагорного.
— Считаю, что он заслуживает самого внимательного изучения, — сказала Вольева осторожно. — Ты сказал «первым делом». А как собираешься поступить, когда мы сделаем компьютерную модель?
— Мне кажется, ответ очевиден.
— Уничтожим эту мерзость, — сделала вывод Илиа.
Садзаки усмехнулся:
— Или отдадим его Суджик. Лично я — за уничтожение. Знаешь ли, гробы на кораблях — плохая примета. Особенно самодельные.
Лестница, похоже, вела на самое небо.
Примерно ступенек через двести Ана потеряла им счет. Но когда у нее уже подламывались колени, лестница внезапно закончилась и открылся белый коридор, идущий сквозь длинную череду глубоких арок. У Хоури возникло ощущение, будто она стоит в портике, залитом лунным светом.
Она пошла вперед, прислушиваясь к громкому эху собственных шагов, и наконец оказалась перед двустворчатыми дверями, в которые коридор упирался. Они были покрыты черной резьбой по какой-то органике, обрамлявшей слабо окрашенные стекла. Сквозь них проникал голубоватый свет.
Видимо, Ана у цели.
Вполне возможно, что это ловушка, что войти внутрь равносильно самоубийству. Но и повернуть обратно нельзя — Манукян, несмотря на свой шарм, дал понять это достаточно недвусмысленно. Поэтому Хоури взялась за ручку и вошла. И сморщила нос от сильного аромата духов — в других пройденных ею частях дома ничем похожим не пахло. Из-за этого запаха у Хоури возникло такое чувство, будто она давно не мылась, хотя прошло лишь несколько часов с тех пор, как Нг ее разбудил и отправил убивать Тараши. Впрочем, потом было столько пота и страха, что их запахи теперь и за месяц не сойдут.
— Вижу, Манукяну удалось доставить вас сюда целой и невредимой, — произнес женский голос.
— За него тоже можете порадоваться.
— Я рада за вас обоих, милочка, — сказала Мадемуазель. — У вас одинаково внушительные репутации.