Ему совсем не хотелось никого приглашать, просто его интересовал тот парень.
— Забудь о нем, — сказала Бонни. — Его нет в городе.
— А он женат? — внезапно спросил Джонни.
Бонни, примостившаяся на краю дивана, задумчиво подняла на него глаза.
— Нет, не женат. Мне не хочется о нем говорить. Я пришла, чтобы поговорить с тобой.
Она отвечала решительно, но без гнева. Пожалуй, ей даже льстила его настойчивость.
— Ну ладно, теперь ты предложи тему — мы ее и обсудим, — сказал Джонни, выжидательно глядя на нее.
Она ответила не сразу; глядя ему в глаза и улыбаясь, она пыталась подколоть выбившуюся прядь волос.
— Все это кончилось так внезапно, — произнесла она наконец. Она не объяснила, о чем говорит: верно, понимала, что в этом не было нужды. — Но мне не следовало терять с тобой связь. Я не хотела.
— Во всяком случае, твои родители были не в восторге от моих белых волос, — сказал Джонни, удивляясь своему бесстрастному тону.
— А твоим вечно казалось, что я недостаточно бела, — отвечала Бонни.
Джонни не мог этого отрицать.
— Что поделаешь? — спокойно продолжала она. — На всех не угодишь, правда? — И растерялась, взглянув на его лицо. — Ну и улыбка! Как у настоящего чечеточника! Школу ужаса ты кончил бы первым!
— Слушай! — воскликнул Джонни. — Даже если б меня убивали, я все равно бы слышал, как мать мне кричит: «Улыбайся! Веселее!» Я улыбаюсь из страха.
— Условный рефлекс, — предположила Бонни.
— Теперь буду улыбаться согласно условному рефлексу, — согласился Джонни. — По правде говоря, это напоминает мне о фотографии.
— А мой отец любил фотографировать, — неожиданно вмешалась в разговор Софи. — Мне он тоже купил аппарат. За все эти годы я сделала немало прекрасных снимков. Я хорошо снимала, и еще я была сильна в орфографии. — И с торжеством возвестила: — Идиосинкразия!
Она выжидающе поглядела на них. Джонни и Бонни растерянно молчали. Увидев, что они не знают, как реагировать, она произнесла по буквам:
— И-д-и-о-с-и-н-к-р-а-з-и-я. Вот! — И посмотрела на них с видом победительницы.
— Похлопаем Софи, чудо-грамотейке! — закричал Джонни и зааплодировал.
Бонни восторженно забила в ладоши — Софи улыбнулась и слегка поклонилась, как любой исполнитель радуясь аплодисментам.
Джонни забыл подогреть тарелки к обеду. Пришлось подержать их под горячей водой — сначала одну, потом другую; он держал, а Бонни вытирала. Приятно было стоять с ней рядом. К тому же он помнил, Бонни часто мыла посуду у них дома. Искоса поглядывая на ее руки в веснушках, осторожные, пугливые, как птицы, Джонни думал о том, что, может, после того как они поедят, ему удастся завлечь ее в постель. Это весьма привычное размышление превратилось в упоительную фантазию о том, как таким образом он приобретет над Бонни власть — власть над пифией со всеми ее предсказаниями, власть над прошлым. Тогда он как-то справится с ним и никогда больше не позволит ему взять над собой верх.
Подогретые тарелки стояли на кухонном столе. Софи в гостиной послушно смотрела телевизор.
— Ах Боже мой, Боже мой, вот напасть-то, — вздыхала она, то ли жалуясь, то ли смеясь.
— А волосы ты больше не обесцвечиваешь? — спросила Бонни. — И танцевать бросил?
— Хорошо, что мы тогда догадались их обесцветить, — ответил Джонни, выкладывая на тарелки горячую картошку. — Мы взяли первенство. Набрали больше всех очков за внешний вид и презентацию.
— Только тебе пришлось поплатиться за это, — заметила она сухо. — Почему твоя мать не покрасила волосы Дженин в твой цвет? Никто бы тебе тогда и слова не сказал.
— Покрасить Дженин?! — воскликнул Джонни, не веря собственным ушам. — Дженин? Натуральную платиновую блондинку — в мышиный цвет? Ставлю тебе единицу за стиль! Не звони мне, Бонни Бенедикта, я сам тебе позвоню.
Бонни рассмеялась. Они продолжали болтать: их голоса весело сплетались в единую мелодию, они о чем-то спрашивали друг друга, отвечали, вспоминали старые шутки, на ходу изобретали новые. Они отнесли тарелки в гостиную, где Софи смотрела рекламу мыла — в ней слушателям напоминали, что за многие годы данный сорт мыла доказал свою надежность.
— Помните доброе старое время? — вдруг неосторожно спросил женский голос.
— О, я-то помню доброе старое время, — с готовностью отозвалась Софи. — Я помню тот день, когда на школьный двор чуть не ворвался бык. Мы тогда жили в Листоне, и фермеры обычно гнали скот по главной улице. Вот этот бык и... Мы все ужасно боялись быков...