— Сейчас покажу тебе фокус, — сказал он и тихонько взял у нее из рук тарелку и полотенце. Потом обнял ее и поцеловал.
Бонни смотрела на него, словно не веря своим глазам. Ему показалось, что она вот-вот засмеется. Он снова поцеловал ее, и на этот раз она как будто была готова ответить на поцелуй. Однако все же не ответила.
— Ну же! Расслабься, — шепнул Джонни. — Я тебе помогу. Я знаю, как это делается.
Но Бонни, хотя и не отбивалась, вся как-то закаменела в его объятиях.
— Нет, это ни к чему, — произнесла она срывающимся голосом. — Это все страшно усложнит.
— А вот и нет! — воскликнул Джонни. — Наоборот, упростит.
— Нет, — настаивала она.
— Но почему? — спросил Джонни. — Я такой необычный, яркий. Можешь позаимствовать у меня самобытности.
— Она у тебя с угрозой, — улыбнулась Бонни и покачала головой. — Мне этот оттенок не подходит.
— Не любишь лиловый? — спросил Джонни, вспомнив о синяке под глазом. — Это королевский цвет. Он делает нас принцами крови.
— Нет, — сказала она и попробовала высвободиться.
Но Джонни, помнившему о ее неуверенности, казалось, что стоит только удержать ее, как бы она ни сердилась и ни билась в его руках, и она в конце концов подчинится. Джонни изо всех сил прижал ее к себе, как когда-то прижимал его Нев, — и вдруг ее серебряная блуза с черными полумесяцами лопнула. Звук рвущейся ткани сделал то, чего не могли сделать все попытки освободиться, — в отчаянии он выпустил ее из рук.
— Черт! — сказала Бонни, глядя на разорвавшуюся ткань, однако не делая никакой попытки прикрыться.
От этого она не стала соблазнительней. Казалось, Джонни внезапно перестал для нее существовать — ей и прикрываться перед ним не нужно.
— Зачем ты это сделал? — закричала она с презрением. — Мне было так хорошо с тобой, а ты взял и все испортил.
— Я шел за тобой, — воскликнул Джонни. — Я думал... не знаю, что я думал. Я думал, ты скажешь мне... правду.
Он понимал, что это смешно. Он и сам не знал, какова связь между правдой и его желанием завлечь в постель Бонни Бенедикту. Но Бонни услышала это странное слово и внезапно скрестила руки, прикрывая грудь и устремив на него недоверчивый взгляд.
— Правду? — спросила она и всхлипнула, но тут же непроницаемо — что твоя пифия! — улыбнулась. — Теперь ее никогда не узнаешь, не так ли?
Софи шевельнулась и выпрямилась в кресле, вздрогнув всем телом, как собака, которой что-то снится.
— Сейчас приготовлю, — пробормотала она.
Бонни пыталась накинуть на плечи накидку, не отнимая руки, стягивавшей разорванную блузу. Джонни не сводил с нее глаз. Он думал о том, что надо бы извиниться, но не мог найти слов. К тому же оба они знали, что на деле он не жалеет, как следовало бы, о случившемся.
— Помочь тебе? — спросил Джонни.
— Не подходи! — бросила она и, накинув плащ на одно плечо, сбежала по лестнице так же проворно, как Спайк несколькими часами раньше.
Джонни не пытался ее догнать. Он застыл на месте, вслушиваясь в быстрый стук ее каблуков. Дверь хлопнула.
— Где ты был? — сонно спросила Софи.
— Нигде, — медленно ответил он. — И я никуда не иду.
Мысленно он вновь обнимал Бонни, переживая миг, когда казалось, она вот-вот уступит; представлял, как она обмякнет, сдастся, нежно обнимет его обеими руками и согласится подняться с ним в спальню.
— Я ложусь спать, — объявила Софи.
— Помни о дядюшке Брайене! — сказал Джонни. — На меня ведь нельзя положиться.
— Я забаррикадируюсь! — воскликнула она.
— Прекрасная идея! — с жаром поддержал Джонни и тихонько зарычал.
Софи забеспокоилась.
— Перестань! — недовольно сказала она. — Что твоя мать скажет, я просто не знаю!
— А я знаю! Она скажет: «Улыбайся!» — ответил Джонни и улыбнулся.
— Ты принадлежишь к ненадежной ветви нашей семьи, — объявила Софи, стоя в дверях своей спальни, и Джонни с ней согласился.
— Я не очень-то яркий и совсем не броский, — заметил он. — Я даже не синий.
— Но намерения у тебя всегда были хорошие, — заверила его Софи в щелку и захлопнула дверь.
А Джонни впервые задумался о том, так ли это на самом деле.
Глава шестнадцатая
В полном одиночестве Джонни кружил по комнате, выходил на площадку, шагал от телевизора к столу, подходил к двери в спальню Софи и вновь возвращался в гостиную. Кошки, щурясь, следили за ним из своих углов. Было всего десять вечера, но Джонни казалось, что сейчас уже полночь или еще позже. Ему казалось, как в ту первую ночь у Софи, будто время выпало из своего обычного течения. Никакие часы не покажут это особое «сейчас». Джонни смутно чувствовал, что его пребывание в этом доме подходит к концу. Все начиналось с ощущения остановившегося времени и возвращалось к нему же. Круг замыкался.