В недавнем столкновении победителя не было, но Джонни, по меньшей мере, доказал, что он преодолел страх и теперь сам мог внушать ужас.
— Привет, Цыпа! — поздоровался Нев.
— Для тебя я Джонатан, — поправил его Джонни.
Нев открыл было рот, но передумал, пожал плечами, усмехнулся и, помахав рукой, отвернулся, словно прощаясь с мечтой, где было место и Джонни, но которой так никогда и не суждено было сбыться.
Время от времени они будут еще где-то пересекаться, подумал Джонни, но драться им больше не захочется — к чему? Сегодня возле паба не было ни Нева, ни его фургона.
А вот и Дом с краном, только на этот раз вода из него не течет, а в окнах, выходящих на балкон, горит свет. Подойдя к дому, Джонни не стал стучать в дверь, а, усевшись на край тротуара, сунул руку в сумку, переобулся и вынул небольшой магнитофон. Ветер трепал ему волосы. Положив магнитофон и сумку в уголок между тротуаром и стеной Дома с краном, Джонни встал под балконом и закричал во все горло:
— Софи! Эй! Софи!
Никто не ответил. Он крикнул снова:
— Софи!
На этот раз в окне что-то мелькнуло. Кто-то подошел к нему, затем балконная дверь распахнулась — и Бонни вывела на балкон Софи.
— Давай сюда этого ангела мудрости! — заорал Джонни.
— Кто это? — спросила Софи.
— Поклонник, — ответила Бонни.
— Ах Боже мой, Боже мой, вот напасть-то! — воскликнула Софи, волнуясь и тихонько смеясь.
Джонни снизу увидел, что на голове у нее красуется баба на чайник.
— Эй, Софи! — крикнул он. — Смотри сюда!
Нырнул под балкон, нажал на кнопку магнитофона — в темноте негромко зазвучала песенка, под которую сестренки-двойняшки танцевали недавно на конкурсе у себя в школе.
запел ломкий мужской голос под аккомпанемент несущихся мимо машин. Джонни подхватил песню и затанцевал. Бонни с Софи глядели на него с балкона. Это был уже не Джонни, а человек из другого, ирреального измерения: ноги его дробно, словно клавиши пишущей машинки, гремели, хотя повесть, которую он рассказывал, в тот же миг растворялась в воздухе. Она была робкой, полной противоречий, перечеркивающих друг друга, и передать ее словами было решительно невозможно. Джонни ее излагал — а она тут же улетучивалась.
пел голос, а вместе с ним и Джонни.
— Мне эта старая песенка ужасно нравится, — заметила Софи у него над головой.
А небо над ними и впрямь зардело — только не от солнца. Город словно издевался над песенкой: позади Джонни на небе заиграл мрачный отсвет большого пожара — зловеще озарив клубы порожденного им же дыма, он обагрял небо вокруг «Рукавиц для промышленных работ».
пел Джонни, насмешливо улыбаясь, бросая своим танцем вызов веселому оптимизму этих слов, широко раскидывая руки и клонясь вбок. Песня кончилась. Джонни и музыка остановились вместе.
Софи и Бонни на балконе восторженно закричали и захлопали. С другой стороны улицы внезапно тоже зааплодировали. Джонни обернулся и увидел женщину с двумя детьми, они глядели на него во все глаза и хлопали. Он помахал им рукой — они замахали в ответ. Бонни исчезла.
— Это ты, Элва? — позвала Софи с балкона.
— Это Джонни Дарт, — прокричал он в ответ. — Ты же знаешь, кто я.
Зеленая дверь распахнулась, и Бонни поманила его в дом. Она его ждала — Джонни предупредил по телефону, что придет.
— Привет, — сказала Бонни. — Как дела, Джонни Дарт?
— Прекрасно, — ответил Джонни, оглядываясь. Тележка с обувью исчезла. Кто-то пропылесосил переднюю, отполировал перила лестницы. Все вокруг сверкало — это было так неожиданно.
— Напряжение повысилось, — объявил Джонни. Он говорил не о душевном напряжении, а о лампочке под потолком. — Как это я не догадался ее сменить?!
— Невозможно подумать обо всем, — успокоила его Бонни.
На ней были черные вельветовые брюки и синяя кофта, в волосах — узкая черная лента.
Джонни поднялся вслед за ней в гостиную, где его встретила Софи.