Цветёт полынь-ковыль.
Цветёт.
И некий трансвестит,
Чей пылью полон рот,
Уже наметил пол и род
Травы, что завтра зацветёт
И дымно возвестит
О взявших след крапивах-псах,
О жрущих удила
Бойцовых травах, в чьих глазах,
Устах усталых и усах
Ухмылка залегла.
О, в этой зелени-слюне,
В цветочных зеленях,
Ты доверяла только мне:
Ты так страдала обо мне,
Что всё, что было вне, вовне
Любви – внушало страх.
И мы спешили в ночь, в игру
Любви, игру огня,
Где возвращенья по утру
К переживаньям дня,
Где летний вечер –
Вечен, тих,
Закатен – был бы рад
Отдать любви
Свой код, свой штрих,
Пока наш век, скинхед и псих,
Нам не задул закат…
Как долго тянется луна!
И звёзды всё не гаснут.
Так нудно тянется она!
И желчь свою на землю, на
Меня – цветно и грязно –
Всё льёт,
Как будто с ней вдвоём
Мы вместе, а не порознь,
Как будто жёлтый окоём
Небес – гнилушный водоём,
Где цвет и мреющий объём,
Сгустив созвездий поросль,
Сумели выморить рассвет,
И ночь – неодолима
И звёзды падают в кювет –
Или куда-то мимо.
А жизнь бледна.
Но как ярко искусство!
В этюдники, блокноты, на холсты,
Хоть начерно, хоть начисто – в листы
Атласные –
Вноси то место пусто,
Где уходили и сбивались с курса
Заплаканные серые киты.
В журнал учёта снов и сновидений
Смелей вноси пучины свальный грех,
Брёх альбатросов и скалистый берег,
Спасательных жилетов пересмех,
Девятый вал и шквал морских утех,
Где самый верный способ искупленья –
Акулья пасть, приемлющая всех.
О, старых кораблей древесный стон!..
Цветут кувшинки. Плавает планктон.
Ты рвался ввысь? Ну вот и упади.
И ушибись. И вдребезги. Разбейся!
Ну, крылья остригут. Отменят рейсы.
Аэрофлот опять проверит кейсы.
А в моде, как и были, будут рельсы
И перестук затюканных колёс.
Но это всё неважно.
Ты вознёс
На миг единый всё, чем не пророс
Наш долгий век.
Теперь – не твой вопрос.
Цветёт полынь и зябнут эдельвейсы.
И на откосах лёгкий перекос
Вдруг выпишет тверёзый тепловоз.
И осень,
И смирение берёз,
И первый снег переметает рельсы.
Взрывное напряженье тишины –
Итог ненормативного общенья:
На скорости предельной торможенье
Грозы,
Что принеслась со стороны
И врезалась
Плашмя, с разгона – в горы.
И что там наши ссоры-переборы,
Когда ей даже горы не нужны!
Она и так всё круто перепутала:
Движенье рек, беспутное и мутное,
Горячку ледниковой седины,
Совиные испуганные сны,
И ложь твою,
И сладкий хмель вины,
И глупость,
Что всегда мудрее мудрого
И этот гром,
Что тише тишины.
Где Южный Крест,
А где Медведица –
Мне до бесстыдства всё равно:
Все телескопы в небо целятся,
Всю ночь таращатся в окно!
А мне к чему?
Что в небе нужно мне?..
Зима – зарвалась, завралась.
Метель, весенняя и южная,
Опять в саду разводит грязь.
Снега её давно растаяли
(Сугробы, льды – алаверды!)
И ни глотка нам не оставили
В живом огне живой воды.
А чтобы нам
В трубу не пялиться,
Считая звёзды и ворон,
Наш бог любви, шептун и пьяница,
Наш забулдыга купидон
Запустит старый лохотрон
Ночных небес – и всё расставится,
И сдвинется к восходу дня,
Где бить челом, и быть, и маяться,
И счастливо и долго каяться,
Взывая
К мудрости огня.
В дни благоденствия
Готовься к чёрным дням.
Так сказано.
К зиме готовься летом.
По крышам погуляв, по парапетам,
Бордюрам там и всяким фонарям,
Любовные сполна изведав муки,
От пуза поорав и отблудив,
Валяй, включай урчливый свой мотив,
Поизлучай нам эти инфразвуки.
Чтоб стало всё, как будто всё давно,
Как будто снег, тепло и дремлет печка,
И сыч на чердаке, и волк за речкой,
И то потухнет, то погаснет свечка,
И снег, и чёрно-белое кино.
А кот – наглец. Он выпихнул меня
Из дедова реликтового кресла,
И бессловесно
О давно известном
Старается, урчит – и мыслям тесно,
Но это
Не вместилось – ну, не влезло
В менталитет
Сегодняшнего дня.
Всему приходит свой конец,
Но быстро,
Как же быстро!..
Поленья – комли в семь колец,
Поленья – тёсы под венец,
И хлещет пламень-молодец,
Разнуздан и расхристан.
И озарён, и счастлив лес!..
И долетают до небес,
И увлекают в небо лес
Неискренние искры,
А мгла с дождём наперевес
Уже на Цне, на Истре.
Этот полдень, как полночь.
Он чёрен своей белизной,
Тёмной сутью воды
И блистаньем распахнутых пахот.
Это похоть зимы
Делит влажное ложе с тобой,
Изводя перегной
На лишайники, перхоть и слякоть.
Эта полночь, как день,
Где дела недозавершены.
Где попыткой дождя
Оскверняется труд снегопада.
Где на льдистом снегу
О любви письмена возжены.
Ты прочти их, сумей.
И поверь.
И умри без огляда.
Щеглов повыпустим на волю и
Домашних рыбок выльем в пруд.
Весны всё больше – и тем более
Мне философской меланхолией
Отгородиться не дадут.
Пропишет по число по первое